тому началу, которое наиболее объективно, наименее зависит от частных, мимолетных причин. Труд и есть именно такое начало. Разнообразие и изменяющиеся вкусы людей вносят в понятие об относительной полезности благ много случайного, неустойчивого. Но как бы ни изменялись вкусы, как бы ни расходились люди в оценке полезности предметов, – эти различия не влияют на труд, затраченный на приобретение благ. При данных условиях места и времени, труд, воплощенный в хозяйственном благе, есть величина устойчивая, как бы много или мало значения ни придавали отдельные лица данному благу. Вот почему к труду должно быть сведено учение о ценности».[1486]

Великую заслугу английских экономистов, прежде всего А. Смита и Д. Рикардо, А.А. Исаев видел в том, что они дали научное обоснование трудовой теории ценности. Дальнейшее развитие и полное завершение, по его мнению, эта теория получила в произведениях К. Маркса.[1487]

Излагая учение К. Маркса, А.А. Исаев акцентировал внимание на следующих весьма важных положениях. Во-первых, на глубокой связи трудовой основы стоимости (ценности, по его терминологии) с человеческой природой. «В самой природе человека, – писал он, – лежит то положение, что основанием ценности служит труд, а мерою – количество времени, произведенное в труде. Только при этом условии может быть достигнуто равновесие между производством и потреблением; равновесие и достигается посредством приноровения рабочей силы к размерам и роду потребления».[1488]

Во-вторых, на ключевой роли полезности в процессе обмена, где устанавливается ценность хозяйственных благ, созидателем которой является общественно-необходимое рабочее время. «Каждое благо, поступающее в обмен, – согласно автору, – должно обладать полезностью, а потому нельзя считать трудом те усилия, которые не образуют полезности. Работы должны происходить в такой форме, которая считается необходимою; каждый из моментов труда должен занимать определенное место среди всех работ, производящихся в данном обществе. Труд утрачивает долю своего общественного значения, если производимые им продукты превышают запрос общества; образуется остаток, иногда вовсе бесполезный; этот остаток, поступая на рынок, не имеет полезности, а следовательно, не имеет ценности. Образует ценность такое количество рабочего времени, в которое производится количество продуктов, соответствующее запросу общества, т. е. образователем ценности является общественно-необходимое рабочее время».[1489]

В-третьих, на трудовую ценность как единственно возможное мерило хозяйственной сущности вещей. «Ценность, опирающаяся на труд, – подчеркивал автор, – является единственно возможным мерилом хозяйственной сущности вещей. С точки зрения человечества, которому принадлежит вся земля с ее богатствами, дело сводится только к труду. Блага имеют ценность потому, что произведены, но не потому, что поступают в обмен».[1490]

Подобно Н.Н. Коссовскому, А.А. Исаев довольно обстоятельно и весьма аргументированно отверг нападки О. Бем-Баверка на трудовую теорию стоимости (ценности). Эти нападки, по мнению А.А. Исаева, обусловлены прежде всего социальными причинами, а именно, стремлением их автора, как и других противников данной теории, защитить право частной собственности, ревностно охраняемое современным государством, и как следствие, духом партийной борьбы, развернувшейся в экономической науке. В этой связи А.А. Исаев писал: «Иногда в основании нападок на эту теорию лежит стремление к истине. Но сплошь и рядом нападающие руководствуются побуждениями, которые не имеют ничего общего с интересами науки. Боязнь, что принятие этой теории поколеблет право частной собственности, каким оно является в настоящее время, – вот обстоятельство, окрыляющее многих экономистов при их полемике с учением Рикардо – Маркса. Если основанием ценности служит труд, то самые остроумные софизмы не смогут оправдать весь строй права частной собственности, ревностно охраняемый современным государством (курсив наш – Н.С.)».[1491] Именно поэтому «затрачивается много времени и сил для того, чтобы, нападая на трудовую теорию ценности, отразить удары, которые наука наносит праву частной собственности. Если бы писатели, возражающие против трудовой теории ценности, были свободны от духа партийной борьбы (курсив наш – Н.С.), то не умолчали бы, что еще Рикардо подверг трудовую теорию ограничениям, которые вытекают из существа дела. И писатели, измеряющие ценность вещей их полезностью, не пошли дальше развития тех немногословных положений, где Рикардо говорит о редкости, как условии, которое определяет ценность немногих вещей».[1492]

Убежденным сторонником марксистской теории стоимости был также А.И. Чупров. В соответствии с ней он считал, что всякая хозяйственная деятельность направлена на преобразование предметов внешнего мира, способных удовлетворять человеческие потребности. «Эта способность носит название полезности, или потребительной стоимости блага».[1493] Но «не все предметы обладают свойством полезности».[1494] Для превращения данного предмета в благо необходимы следующие условия.

Во-первых, физические свойства употребляемого предмета должны удовлетворять какой-либо потребности, т. е. обладать полезностью. Последняя тем выше, чем более насущная потребность удовлетворяется им и чем вернее, быстрее и полнее он удовлетворяет эту потребность. Степень полезности благ оценивается, однако, не экономической, а «естественными и техническими науками (курсив наш – Н.С.). Агрономия обсуждает степень плодородия отдельных участков земли; физика говорит о количестве единиц теплоты, которое может быть получено от каждого вида топлива; физиология исследует степень питательности для организма различных пищевых веществ».[1495]

Во-вторых, необходимо, чтобы сформировалась и в полной мере развилась определенная потребность, которой могут удовлетворять полезные свойства предмета. Например, «в тех местностях, где почва требует удобрений, навоз обладает свойством блага; но в некоторых местностях нашей черноземной полосы за ним не признается потребительной стоимости, и жители бросают его, как предмет, ни на что не нужный. Табак сделался благом только после того, как люди получили привычку курить».[1496]

В-третьих, необходимо также, чтобы природные свойства предмета были признаны и оценены не отдельным человеком, а группой людей, целым обществом. «Так, употребление картофеля распространилось в Европе не ранее половины XVIII столетия, хотя он сделался известным немедленно после открытия Америки. Только недавно начали утилизироваться нефтяные остатки».[1497]

Наконец, в-четвертых, для превращения данного предмета в благо «необходимо, чтобы человек не только знал его полезные свойства, но и был в состоянии пользоваться ими». Например, «богатые залежи каменного угля в Тонкине или плодородные земли в Центральной Африке столь же мало могут считаться благами, как земли и металлы, открытые астрономами на Марсе и Венере».[1498]

Проводя различие между даровыми и хозяйственными благами, А.И. Чупров указывал, что именно вторые составляют предмет политической экономии, поскольку их приспособление к человеческим потребностям сопряжено с известными затратами труда. В этой связи возникает вопрос: по каким признакам оцениваются такие блага? По мнению автора, политическая экономия явно установила, что их оценка осуществляется по двум признакам: 1) потребительной стоимости, которой обладают хозяйственные блага, как, впрочем, все блага вообще; 2) количеству труда, затраченного человеком на создание этих благ.[1499] Однако эта двоякая