И кого угодно, как оказалось, тоже.

Единственной настоящей страстью Калленберга были молоденькие девушки. Обязательно привлекательные. Обязательно невинные. А ещё, как с усмешкой процитировал Кристофер, «с неповторимым сиянием в глазах, которое ни с чем не спутать». Что это было за сияние, не знал никто, кроме самого Калленберга.

Теперь уж я точно могла спасти свою семью.

Но в глубине души не получалось смириться с тем, через что мне придется пройти.

Я проклинала тот факт, что ещё не успела переспать ни с одним мужчиной, а потому могла считаться невинной. Я готова была любым способом изуродовать себя, лишь бы не быть больше привлекательной, даже отдалённо. Но меня сфотографировали и сняли на видео с разных ракурсов, будто товар на презентации. А потом Кристофер сказал, что мистер Калленберг посмотрел и фотографии, и видео; что «неповторимое сияние» в моих глазах есть. Это и был мой приговор.

– Ни о чем не волнуйся. Да, то, что тебя ждёт – это неприятно. Но ведь это не навсегда. Несколько дней – и он наиграется с тобой. И ему подберут новый подарок.

Я слушала Кристофера безвольно, как кукла.

Несколько неприятных дней – вот что это для него. Всего лишь. А для меня – это несколько дней, которые наверняка меня сломают.

Как проведёт два дня ожидания пленница, которую привезли в огромный дом, чтобы она стала любовницей хозяина? Я не плакала: слёз не осталось. Не пыталась сбежать: ещё когда машина въезжала в ворота, я успела увидеть и ограду, и охранников, и камеры. Поэтому первый день я просто пролежала в комнате.

Потом была ночь – пустая, без снов. За ней настало утро. Я надеялась, что это будет последний день до того, как начнётся подлинное бедствие. Я даже всерьёз захотела выйти и прогуляться в пределах своей тюрьмы…

Никогда и ни на что нельзя надеяться. Второй день моего пребывания подтвердил эту простую истину. Потому что мистер Калленберг был сам себе хозяином и никому не отчитывался о своих перемещениях. Все обученные быть незаметными люди, что населяли и обслуживали его огромный особняк, могли думать и говорить что угодно – он ни с кем из них не советовался.

Мистер Калленберг появился неожиданно. Я узнала об этом только тогда, когда он открыл дверь и вошёл – без стука, без приглашения, двигаясь вольно и свободно, как может двигаться только подлинный хозяин жизни.

Каким бы я его не представляла, я не могла вообразить, что он будет именно таким! Высокий, широкоплечий и умеющий, похоже, поддерживать своё тело в безупречном состоянии. Точно не старик, хотя уже давно и не юнец. Без всяких морщин, с гладкой кожей, идеально выбритыми щеками и холёными руками. Но при всём этом – вовсе не изнеженный аристократ, а настоящий мужчина. Сильный, властный, с уверенным и спокойным взглядом, с чувственными губами. В светлой рубашке с коротким рукавом и брюках в тон – я бы ни за что не предположила, откуда он вернулся: может быть, с деловой встречи, а может быть, с увеселительной прогулки.

Вот кто предстал передо мной! Хозяин своей жизни, хозяин этого роскошного, хотя и зловещего дома. А теперь – ещё и мой хозяин!

Он застал меня врасплох. Хорошо, что я не решилась перед сном раздеваться, иначе от стыда можно было бы смело проваливаться на первый этаж и даже ниже.

– Приветствую, Джессика, – сказал он своим густым и глубоким голосом, сразу оглядев меня с головы до ног. Его стальной взгляд впился в мои глаза, и я поспешно их отвела.

Я успела подумать о том, что не привела себя в безупречный вид. Разве так должен выглядеть подарок? А вдруг он разочаруется и прогонит меня? Что тогда скажет Кристофер? Что тогда ждёт мою семью?..

Но этого всего не случилось. Он не разочаровался. Лишь сказал коротко:

– Рад твоему приезду.

Добавил через паузу:

– До встречи вечером.

И покинул комнату. Мне показалось, что только после этого моё сердце наконец осмелилось сделать несколько робких ударов. Я поняла, что даже не дышала все те несколько секунд, растянувшихся в вечность, пока он стоял в дверях.

Вечер наступил будто втрое быстрее, чем должен был. Потому что я ждала вечера так же, как ждут, наверное, смертники исполнения своего приговора. За окном стало смеркаться, явился дворецкий и своим бесцветным голосом объявил:

– Мистер Калленберг приглашает вас на террасу. Прошу за мной.

К счастью, в этот раз я хотя бы успела подготовиться и привести себя в порядок. И снова шагала вслед за дворецким. На этот раз на лестнице, в холле горели лампы. Свет был мягким, даже тёплым. Вот только меня он ни капельки не согревал – я не знала, чего ждать, и из-за этого ледяной страх иглами забирался под кожу.

На террасе меня ждал столик, на котором стояла откупоренная бутылка вина с двумя бокалами. И конечно, меня ждал мистер Калленберг – совсем не похожий на образ того мучителя, которого я себе воображала по пути сюда. В ещё более светлой рубашке, чем утром, в летних брюках – но от всей этой лёгкости вовсе не кажущийся менее суровым. Напротив, теперь я ещё лучше могла видеть его мускулистые руки, а широкие плечи и накачанная грудь проступали под тонкой тканью рубашки.

– Добрый вечер, Джессика, – сказал мистер Калленберг и жестом показал дворецкому, что тот свободен. – Это отличное вино. Редкое и дорогое. Я люблю редкие и дорогие вещи.

С этими словами он протянул мне бокал.

– Спасибо, – выдавила я из себя, запинаясь от робости. Сделала шаг, другой в сторону столика. Шаги давались мне с трудом.

Дорогие и редкие вещи? Я почувствовала, что краснею. Это ведь не только о вине? Он говорит это обо мне тоже.

Дворецкий исчез незаметно – я даже не поняла, как мы успели остаться на террасе одни. И будто одни в целом мире. Два плетёных кресла под углом друг к другу, столик с вином и закусками, теплая звездная ночь…

Все выглядело не так, как я ожидала.

Мужчина, который любит плети и веревки… Разве не должна я сейчас быть в какой-нибудь тайной комнате, закованная в цепи?

Пожалуй, это пугало даже больше. Думаю, мне хотелось бы, чтобы все поскорее закончилось…

– Расскажи мне, Джессика, почему ты здесь?

Я замерла. Я не была готова к тому, что он станет задавать вопросы. Тем более такие. Но он ожидал ответа, и мне пришлось выдавить из себя:

– Моя семья… Бизнес отца в последнее время шел плохо. А потом он связался с одним проходимцем. Ожидал огромной сделки, но потерял все.

– Нет. Я тебя спрашивал не об этом. Мне известны обстоятельства твоей семьи. Но почему ты решила, что ты и есть тот, кого нужно принести в жертву? Почему позволила сделать это с собой?

Ну и вопросы у него… Звучит, как обвинение!

В горле пересохло и я сделала несколько жадных глотков из бокала, чтобы справиться с сухостью. И сразу же почувствовала легкое головокружение. Все-таки это вино, а не вода.