Окончательно придя в себя, я уже стояла, пошатываясь от слабости, перед хозяином дома. Он держал изумрудное платье в одной руке, а стек – в другой. И трусики, и бюстгальтер были на мне.

Можно было бы подумать, что ничего не произошло, если бы не пылали лёгкой будоражащей болью места ударов. Если бы не продолжала медленно-медленно сочиться по бёдрам оставшаяся влага.

Я ужаснулась самой себе, когда поняла, что если бы не эта боль, то и наслаждение бы уже сошло на нет. Но что же выходит? Неужели мне понравилось, как мне били? Неужели от такого и вправду можно получать удовольствие?..

– В следующий раз не опаздывай, Джессика, – велел мистер Калленберг и отдал мне платье. Я послушно наклонила голову и взяла платье в руки.

Он проследовал к двери спальни и открыл её. Потом сказал:

– Можешь идти. Будь у себя в комнате.

У меня не хватало ни сил, ни смелости спросить, позволено ли мне одеться. Провожаемая взглядом, почти физически чувствуя его на своей полуобнажённой спине, я поскорее ретировалась в коридор.

И пока шагала в одиночестве, комкая в руках платье и пытаясь понять, как же мне теперь его надеть, в голове крутился вихрь мыслей. Всё-таки никакие мои фантазии, никакие образы не могли сравниться с реальностью.

Мистер Калленберг оказался намного ужаснее, чем я могла бы вообразить. Ведь он – вовсе не яростный, не свирепый по-животному. Всё намного хуже: он получает искреннее удовольствие от моей боли, от моих унижений. От того, как рушатся мои моральные принципы, как ломается моя готовность сопротивляться и я сама начинаю отдаваться ему.

Ужасный он.

Но не ужаснее ли я сама?

Я всерьёз считала себя воспитанной и приличной, всерьёз верила в то, что невинность чего-то стоит.

Надеялась, что если и не смогу сопротивляться, то буду всем своим видом показывать, насколько мне противно, насколько неприемлемо всё происходящее.

А что вышло на деле?

Всего через пару дней после своего появления здесь я уже теку от того, как оказалась посреди разврата, и сам разврат нравится мне. И ещё болезненные шлепки в такой недвусмысленной позе. Неужели они тоже способны нравиться? И унижение. Неужели я действительно оказалась настолько испорченной?..

К счастью, на следующий день никто не пытался разбудить меня с утра пораньше: проснуться и прийти в себя удалось только к десяти. Горничная явилась со свежим бельём.

– Доброго утра, – учтиво сказала она. – Мистер Калленберг ждёт вас на завтрак в столовой к одиннадцати часам.

Испугаться я толком не успела: и тело, и душа оставались в неясном, хаотичном состоянии после всего пережитого. Одеваясь, я пыталась привести в порядок волосы и накраситься, а перед глазами стояла спальня. Снова слышался Вагнер. Опять руки и ноги, будто вживую, чувствовали прикосновения шёлковых пут.

А потом… потом я снова и снова проживала те прикосновения, которыми он одаривал меня. Эту боль, эти сладостные касания – и то непередаваемое ощущение, которое они рождали. Ни с чем не сравнить, не выразить словами, чтобы передать все детали. Тот взрыв, что рождался внутри меня, был как рождение новой вселенной. Новой меня – той, которой никто раньше не знал. Даже я сама.

Я потрясла головой. Наваждение схлынуло. Попыталось вернуться ощущение реальности. Я поняла, что мой кошмар только начинается. Ведь меня всё ещё не лишили невинности. Всё, что произошло там, в спальне, можно было считать и вовсе игрой, а не чем-то серьёзным. Поняв, что через несколько минут накатит полноценный испуг, я решила не давать ему шансов и поспешила в столовую.

Мистер Калленберг был не один. За столом справа от него сидел Кристофер. Хозяин дома указал мне на место по левую руку. Стол уже был накрыт.

Сев, я попыталась понять: знает ли Кристофер, что было вчера? Или только догадывается?..

Ели в тишине. Потом принесли чай, и Кристофер неожиданно заговорил, продолжая разговор, начатый до моего прихода:

– Тогда на обед уже не буду оставаться.

– Как будет угодно, – пожал плечами мистер Калленберг.

Я не сразу поняла, что он сказал. А потом почувствовала, как сердце проваливается куда-то в пятки, под пышную скатерть стола.

– Как?! – переспросила я, не в силах скрыть волнение и глядя на Кристофера расширенными глазами. – Ты что, уезжаешь?

– Да, сегодня.

Немой испуг, который я ждала, наступил. Я стала осознавать, что Кристофер вот-вот покинет этот дом, и я останусь в нём одна. Точнее, наедине с мистером Калленбергом. И что же… что же тогда будет? Не то что Кристофер казался мне защитником, но он по-прежнему оставался тут, и было как-то спокойнее. А теперь?..

Наверное, у меня плохо получалось скрывать чувства. Должно быть, лицо выдало всё даже без моего желания – хозяин дома как будто прочёл мои мысли.

– Не пугайся, Джессика, – сказал он, бесшумно поставив чашку на блюдце. – Тебе не придётся тут оставаться одной.

Я, опешив ещё больше прежнего, перевела на него взгляд.

– Ты тоже можешь собираться. Поезжайте, как только будете готовы.

Сказать, что я была удивлена, значит ничего не сказать! Я была шокирована. Сначала мне объявили, что я останусь одна, в полной власти хозяина. А потом я сразу же узнала, что одна я оставаться не буду. Что меня… отпускают? прогоняют?

Я не посмела больше ничего спрашивать. Кристофер выглядел довольным, хотя явно торопился. Мистер Калленберг являл собой спокойствие и непроницаемость. Ни за что нельзя было понять, в каком он настроении, что у него за мысли. Если бы я сама не участвовала во всём том, что он вытворял со мной вчера, я бы ни за что не поверила.

Мельком я взглянула на его пальцы, которые изящно держали чашку. Холёные, в то же время очень мужественные, крепкие руки – да разве можно хоть как-то догадаться, на что он способен? Разве можно представить, что эти руки способны причинять такую будоражащую боль – и в то же время ласкать самые чувствительные, самые нежные участки на теле, дарить наслаждение и сладострастное, ни с чем не сравнимое удовольствие?

Но ведь всё это было! Я как будто успела лучше узнать его. Было бы странно так думать, но я словно уже успела отчасти понять и принять его. Именно таким, именно тогда – в спальне, под звуки Вагнера, под всё то, что он творил со мной, пока я находилась в его полной власти.

Но спросить я всё равно ничего не решилась.

После завтрака я отправилась в сторону своей комнаты. Шла медленно, будто в трансе, не до конца веря в происходящее. Мысленно проживала утренний разговор и не могла понять, в чём дело.

Нет, едва ли меня выгоняют. Если бы мистер Калленберг остался мной недоволен, он бы дал это понять. А если бы даже и скрыл это – с чего бы Кристофер светился радостью? Значит, всё получилось. Значит, хозяин дома целиком доволен тем подарком, который он получил.