Но нынешняя Москва не прежняя, не Москва тридцатых годов прошлого столетия.

Нынешний москвич и в разгуле обрел культуру, тонкость, деликатность.

По настоящему повеселиться, покутить, получить удовольствие у Яра может только такой москвич, которого там знают.

Это чуть ли не одно из правил хорошего вкуса и отличных манер дорожащего своей репутацией москвича.

Такой москвич входит к Яру и уже у входа его величают по имени-отчеству лихой швейцар в поддевке, его подручные.

Затем по линии возвышения следуют младшие лакеи, старшие лакеи, метр д’отель и, наконец, сам управляющий.

Сесть у Яра к столу и потребовать карточку — считается дурным тоном. Лакей должен знать ваш вкус и сам уж должен подать вам все, что вашему чреву угодно и мило.

Если же он и не успел хорошенько изучить ваши гастрономические вкусы, то по правилам хорошего яровского тона вы должны весело посмотреть в глаза вытянувшегося перед вами в струнку лакея и с оттенком добродушия и доверия к нему сказать: — Приготовь ка мне, милый, чего нибудь такого-этакого поужинать. Уж смастери там по хорошему, обмозгуй как следует.

— А пить что я буду?

Для начала, конечно, очищенной, а там рябиновки и все по порядку. Только при таком вашем поведении у Яра можете рассчитывать на некоторое уважение к вам со стороны прислуги.

В противном случае вас будут внутренне презирать.

Правила хорошего тона здесь у Яра требуют также, чтобы вы истратили здесь возможно больше денег, — во всяком случае не меньше сотни, — чтобы на чай прислуге вы давали щедро, — рублей пятнадцать — двадцать что ли и чтобы, давая на чай, вы не подчеркивали этого обстоятельства, т. е. не говорили бы: — а это возьми себе на чай, или нечто в этом роде, — нет, вы швыряете на стол эти деньги и молчите.

Кроме того, хорошему гостю вообще не полагается уходить от Яра так, не солонно хлебавши.

Нет, поужинав внизу, послушав снисходительно и равнодушно программу (непременно снисходительно и равнодушно, ибо вы не провинциал и не из за программы явились сюда), вы должны отправиться наверх, предварительно отыскав себе среди гуляющих внизу этих дам даму сердца и там только в отдельном кабинете должны дать волю сердцу.

Деньги должны литься у вас рекой. В противном случае вы с точки зрения прислуги у Яра вовсе не барин, а так... мелюзга какая то.

Нужно чтобы вы на следующий день после посещения вами Яра самым равнодушным образом сообщили вашим приятелям: — Вчера, знаете, кутнул у Яра. И представьте, дешево обошлось, всего каких нибудь пять сотенных.

Другие же должны говорить о вас: — X. зачастил к Яру и держит себя молодцом. Кутит здорово. Здоровую деньгу оставляет там.

Только в этом случае вы будете come il faute по московским понятиям.

Помните об этом.

Я останавливаюсь на всем этом вовсе не по прихоти.

Все это неразрывно связано с темой данной книги, — одно вытекает из другого.

Приблизительно в таком же роде и Стрельна.

Впрочем с той, пожалуй, разницей, что в Стрельну обыкновенно приезжают после Яра и здесь хороший тон не только допускает, но даже требует более необузданного разгула до битья зеркал и мазанья физиономий лакеев горчицей включительно.

Здесь уж водка, вина кажутся святотатством.

Здесь пьют, преимущественно, шампанское и, конечно, французской марки. Хлопают пробки, ленится золотистая влага в бокалах, переливается звонкий женский смех и вторит ему пьяное гоготанье опьяневших саврасов в поддевках или фраках, — это не делает разницы.

Нужно сказать еще несколько слов об Эрмитаже.

Это с одной стороны ресторан, притом самый фешенебельный, самый аристократический ресторан, — с другой стороны дом свиданий, опять таки самый фешенебельный.

В процессе Прасолова, который, как это вполне естественно, нас, главным образом, и интересует в данном случае — ресторан Эрмитаж не играл никакой роли.

Иначе же обстоит дело с домом свидании Эрмитаж, — он играл роль в этом деле.

Он упоминается на одной из самых трогательных и более всего волнующих нас страниц романа четы Прасоловых и мы должны некоторым образом характеризовать его.

В этот дом свиданий ездят, исключительно, испытанные в делах любви люди, притом принадлежащие к лучшему обществу.

Там заботится о том, чтобы явившаяся парочка была избавлена от нескромных взоров.

К услугам парочек, арендующих помещение в этом доме всего на одну ночь, а чаще всего на несколько часов — имеются целые апартаменты, — нередко подобия целых квартир.

Тут столовая, где можно поужинать, гостиная, где предоставляется вести беседы о любви и, наконец, спальня, альков для сладких объятий.

Но это еще не все. Тут же имеются бассейны. Одним словом, все здесь устроено для самой тонкой, самой извращенной любви.

В последнее время в быте московского веселья к выше перечисленным учреждениям прибавилось еще одно, правда, довольно скромное, но все же играющее видную роль в жизни московских жуиров вообще и сыгравшую видную роль и в жизни четы Прасоловых.

Это — скетинг-ринк.

Но глубоко заблуждаются все те, кто полагает, что скетинг-ринк знаменует собой всего только появившийся в России интерес к спорту.

Конечно, заграницей скетинг-ринк одно из невиннейших и милых учреждений, куда, не задумываясь, ходят отцы с детьми, мужья с женами.

В России же ничего подобного нет.

Не успел скетинг-ринк там появиться, как он тотчас же выродился в место свиданий.

Приличной девушке, даме из общества туда и показаться нельзя.

Туда приходят, главным образом, эти дамы, женщины легкого поведения, женщины торгующие собой, мужчины, ищущие пикантных развлечений, любители и любительницы однополой любви.

На скетинг-ринке, одним словом, воцарилась такая грязь, что туда и подступиться нельзя порядочному человеку.

Перефразируя слова Некрасова о русских скетинг-ринках, можно смело сказать, что не в катанье там сила.

IV.

Таким образом, я ознакомил читателя с местами, с которыми так или иначе была связана жизнь, кошмарная жизнь четы Прасоловых.

Теперь нужно ознакомить читателя с лицами, с которыми соприкасалась в своей жизни эта чета.

Почти все они фигурировали на суде и, таким образом, служили и продолжают служить объектами общественного внимания.

Вот приблизительный перечень их: Рогаткин-Ежов, Рябушинский, Шестов, Фрумсон (она же Анджелло), Окснер, Аронсон, Ланская, Конджуйцев и много других.

Все эти люди принадлежат к той категории москвичей, которую важно называют toute Moscou, т. е. к аристократии Москвы. Словно, по однажды заведенному обычаю, все они или почти все ежевечерне появлялись в одних и тех же ресторанах и увеселительных заведениях.

Весь шик московской аристократии — это быть на виду, так,