Сразу под этим было еще объявление:

«В особняке „Три фронтона“ в Суинли-Дин скоропостижноскончался А. Леонидис. Глубоко скорбящие дети и внуки. Отпевание состоится вцеркви Сент-Элдрид, Суинли-Дин».

Соседство этих объявлений показалось мне довольно странным:очевидно, два повторяющих друг друга сообщения были помещены рядом понедосмотру работников редакции. Но в первую очередь я подумал о Софии и спешнопослал ей вторую телеграмму:

«Только что узнал смерти твоего дедушки. Глубоко соболезную.Сообщи, когда сможем увидеться. Чарлз».

В шесть часов вечера на мое имя пришла телеграмма от Софии,гласящая: «Буду „Марио“ девять часов. София».

При мысли о скором свидании с Софией я страшноразнервничался. Время еле ползло. В «Марио» я приехал за полчаса доназначенного времени. София опоздала только на пять минут.

Встречаться после долгой разлуки с кем-то, о ком постояннодумаешь, всегда немного страшно, и, когда наконец София вошла через вращающиесядвери в зал, все происходящее показалось мне совершенно нереальным. На Софиибыло черное платье, и это почему-то поразило меня. Большинство женщин вресторане были в черном, но я решил, что София в трауре, и удивился этому: мнеказалось, она не из тех людей, которые носят траур — пусть даже и по близкомуродственнику.

Мы выпили по коктейлю, потом отыскали заказанный столик ипринялись торопливо и несколько бессвязно рассказывать друг другу о старыхкаирских знакомых. Это был несколько искусственный разговор, но он помог нампреодолеть первую неловкость. Я выразил сожаление по поводу смерти мистераЛеонидиса, и София спокойно сказала, что все это случилось «совершеннонеожиданно». Потом мы снова углубились в воспоминания. И тут я с тревогой началощущать что-то неладное. Но это была не та естественная неловкость, которуюиспытывают люди при встрече после долгой разлуки. Что-то неладное, что-тоопределенно неладное творилось с самой Софией. Может быть, она собираласьсообщить мне, что встретила другого человека, которого любит больше, чем меня?Что ее чувство ко мне было «всего лишь ошибкой»?

Но все-таки почему-то мне казалось, что дело не в этом. А вчем именно — понять никак не мог. Тем временем мы продолжали наш натянутыйразговор.

Потом, совершенно неожиданно, когда официант принес кофе и,поклонившись, удалился, все вдруг стало на свои места. И мы с Софией опятьсидели рядом за маленьким столом в ресторане, как когда-то в Каире. И словно небыло этих долгих лет разлуки.

— София!.. — сказал я.

И она тут же сказала:

— Чарлз!

Я облегченно вздохнул.

— Ну, слава богу, все позади. Что это такое было с нами?

— Наверное это из-за меня. Я вела себя глупо.

— Но теперь все в порядке?

— Да, теперь все в порядке.

Мы улыбнулись друг другу.

— Милая, — сказал я. И затем: — Когда мы поженимся?

Улыбка сразу исчезла с ее лица, и непонятная отчужденностьснова встала между нами стеной.

— Не знаю, — ответила София. — Я не уверена, чтокогда-нибудь смогу выйти за тебя, Чарлз.

— Но, София! Почему? Может быть, я кажусь тебе чужим? Тебенеобходимо некоторое время, чтобы привыкнуть ко мне снова?.. Нет, — прервал ясам себя. — Я просто идиот. Дело не в этом.

— Да, дело не в этом, — кивнула София.

Я ждал. Наконец она тихо проговорила:

— Это все…

Смерть дедушки.

— Смерть дедушки? Но причем тут она? Какое значение можетиметь смерть твоего дедушки в данной ситуации? Надеюсь…

Нет, тебе и в голову не могло такое придти…

Надеюсь, дело не в деньгах? Он что, разорился? Но, милая…

— Дело не в деньгах. — София быстро улыбнулась. — Полагаю,ты возьмешь меня и «в одной сорочке». А дедушка за всю свою жизнь не потерял ницента.

— Тогда в чем же все-таки дело?

— Просто в его смерти… Видишь ли, Чарлз, похоже, он умер несвоей смертью… Похоже, его убили…

Я ошеломленно уставился на нее.

— Но… Что за странная мысль! Почему ты так решила?

— Решила не я. Но доктор вел себя очень странно. Он неподписал заключения о смерти. Медэксперты намерены произвести вскрытие.Совершенно очевидно: они подозревают что-то неладное.

Я не стал спорить с Софией. Девушка она была толковая ивполне могла отвечать за свои слова.

Вместо этого я серьезно сказал:

— Их подозрения могут быть и необоснованными. Но даже еслиони и подтвердятся, какое это может иметь отношение к нам с тобой?

— Самое непосредственное, при определенных обстоятельствах.Ты служишь в министерстве внешних связей, а там обращают внимание на репутациюжен сотрудников. Нет… Пожалуйста, не говори мне ничего. Я знаю, что тысобираешься сказать, и верю в твою полную искренность… И теоретически я с тобойсогласна. Но я — человек гордый. Я дьявольски гордый человек. Я хочу, чтобы нашбрак был идеален с любой стороны. И не желаю быть дражайшей половиной человека,пожертвовавшего карьерой из любви ко мне. Кроме того, все еще может уладиться…

— То есть… Доктор мог ошибиться?

— Даже если он и не ошибся, факт убийства не будет иметьзначения, если только дедушку убил надлежащий человек.

— Как тебя понимать, София?

— Конечно, ужасно так говорить. Но в конце концов, надо бытьчестной.

И София предупредила мой следующий вопрос.

— Нет, Чарлз, больше я ничего не скажу тебе. Вероятно, я итак сказала слишком много. Но мне просто необходимо было сегодня встретиться стобой и попытаться объяснить одну вещь: мы не можем принимать никаких решений,пока не прояснится эта история.

— Так расскажи мне о ней, по крайней мере.

София покачала головой.

— Не хочу.

— Но, София…

— Нет, Чарлз. Я не хочу, чтобы ты получил представление онашей семье с моих слов. Лучше взгляни на нашу семью беспристрастно, каксторонний наблюдатель.

— И как же я смогу сделать это?

— Ты расспросишь обо всем своего отца, — ответила девушка.

Еще в Каире я говорил Софии, что мой отец работаетпомощником комиссара в Скотленд-Ярде. Эту должность он занимал и по сей день. Япочувствовал, что какая-то холодная тяжесть навалилась на сердце.