Чтобы как-то справиться с нахлынувшим отчаянием, я стала взглядом блуждать по знакомым предметам. И в этом поиске наткнулась на телефонный аппарат. Он, словно магнит, притягивал меня, выворачивая наизнанку мою совесть, звал на помощь, давая понять, что если не подойду к нему, свершится непоправимое. И я подошла.

Набрала номер ее телефона и, не давая себе опомниться, выпалила: «Я знаю, что у вас нет денег. Не переживайте, что-нибудь придумаю». После этих слов спокойно, как ни в чем не бывало, положила трубку и начала рассуждать.

Перемена во мне была столь неожиданной, что я решила проверить, не сон ли это. Подошла к зеркалу, увидела заплаканное, отекшее лицо, растрепанные волосы и с облегчением вздохнула. Не прошло и минуты, как я опомнилась. Что же я только что ляпнула? Где взять эти чертовы деньги? Мысли, словно раскаленные угли, обжигали мое истерзанное сознание.

Передо мной снова возникло зеркало. Я заглянула в его бесстрастные, ничего не выражающие глаза. Мои губы непроизвольно зашевелились. Но зеркало отказывалось вести диалог. Боль превратила мою душу в миллиарды невидимых пылинок и разбросала их по бескрайним просторам вечности. Трудно сказать, как долго продолжалось мое путешествие.

Опомнилась уже на работе. Я была в полном порядке. Собранной и организованной, как и подобает деловой одинокой женщине. Заботы и тяжелые мысли я попросила покинуть меня и не беспокоить до вечера. Мы договорились полюбовно, и я как ни в чем не бывало, в прежнем ритме провела весь день. И этот день был пятницей. Я догадывалась, что это был заговор времени против меня, так как с утра на календаре был вторник.

По дороге домой я встретилась с тем самым типом, с которым меня познакомил муж за два дня до смерти. Он шел мне навстречу неуверенной, нервной походкой. Когда подошел поближе, я увидела отекшее, нездоровое лицо. Он был неопределенного возраста, вернее, пребывал в той его части, где тягловой силой выступают не радости бытия, а инерция жизни. В его глазах сквозило банальное безразличие. Осанкой он напоминал груженый товарняк, идущий по своей колее к станции назначения. И все же он был не просто прохожий. Что-то выдавало его с головой.

Когда мы встретились взглядами и он заговорил, я почувствовала, что передо мной человек с огромной волей, проживший нелегкую жизнь, знающий цену многим вещам и доверяющий прежде всего своему собственному опыту и интуиции. И все-таки главное было не в этом. Когда мы обменялись двумя-тремя ничего не значащими фразами, я поняла: инстинкт самосохранения – вот что держит его на земле. Когда картина была дописана, я успокоилась и приняла участие в диалоге.

Он говорил неторопливо, как бы расставляя в воздухе знаки препинания. После третьей фразы я поняла, что, оказывается, у меня нет денег. Это известие так меня обескуражило, что я неожиданно взяла его под руку, чем немало удивила. Тон его был деликатным и извиняющимся. При этом он достал из внутреннего кармана пиджака аккуратно сложенные листы бумаги и ловко, не давая опомниться, вложил в мою сумку. Настало мое время удивляться. Я опустила взгляд на сумку, потом перевела на него, давая понять, что жду дальнейших объяснений. Его это нисколько не смутило.

– Есть лица… – после этого слова он поставил в воздухе большую запятую, – заинтересованные, естественно, не бесплатно, в публикации материала, который я вам только что передал. Сразу предупреждаю, материал скандальный, даже сенсационный. Все факты достоверны. Именно вам такой материал по силам. Я бы сказал – это ваш размер.

Последняя фраза была неуклюжей. Он это тоже почувствовал и сразу извинился. И тут я впервые с момента нашей беседы догадалась, что сама встреча со мной и этот разговор ему глубоко неприятны и он хочет как можно скорее со мной расстаться.

Во мне взыграло женское самолюбие. Я демонстративно высвободила руку, посмотрела ему в лицо и, не скрывая своего пренебрежения, выпалила:

– Кто вам дал право вести себя подобным образом?

После моих слов он почувствовал реальную возможность окончить этот неприятный для него разговор. Выдержав паузу, снова начал расставлять в воздухе знаки препинания. На этот раз было многоточие, похожее на стаю перелетных птиц. Когда пернатые исчезли, прозвучал его спокойный, немного ироничный баритон:

– Разрешите побеспокоить вас через неделю.

С этими словами он удалился, а я в полном недоумении осталась стоять посреди улицы. За всю мою журналистскую карьеру со мной так еще никто не разговаривал.

Предчувствие чего-то страшного, неотвратимого навалилось на меня с новой силой. Я понимала, что надо действовать, но в моей ситуации эти слова звучали как насмешка.

Дома я не спеша прочитала предложенный для публикации материал. Речь шла о серьезных финансовых махинациях одной крупной отечественной компании. Назывались счета оффшорных компаний, таможенные декларации, суммы и виды валютных платежей. Материал был подробным и систематизированным и, скорее, напоминал акт документальной ревизии. Такую информацию можно было получить только из двух источников: непосредственно от фирмы путем подкупа соответствующих работников или от спецслужб. Ясно одно: кто-то интересуется деятельностью компании и сопровождает каждый ее шаг.

За статьи такого рода я бралась и раньше, но мне был известен заказчик, я знала, кто стоит за фирмой, на которую шел компромат. Здесь все было иначе. Во-первых, речь шла о серьезном заработке, а во-вторых, надо было выяснить, какое отношение к этому имеет мой покойный муж и кто этот тип, с которым я волею судьбы встречаюсь во второй раз.

Материал я решила не печатать.

Ровно через неделю мы снова встретились. Он появился так же неожиданно, как и в прошлый раз. Сначала разговор не складывался. Всем своим видом я старалась дать понять, что мне глубоко наплевать на его предложение и, самое главное, пока я не получу исчерпывающие ответы на вопросы, ни о каком диалоге не может быть и речи.

Он заговорил первым.

– Видите ли, только ваша газета и ваше журналистское имя могут решить задачу, поставленную передо мной заказчиком. А именно: скомпрометировать фирму и спровоцировать крупный скандал. Извините за назойливость, но повторюсь. Все факты достоверны.

Я продолжала молчать. Чтобы как-то разрядить обстановку, предложила зайти в ближайшее кафе и обсудить наши проблемы. По выражению его лица я поняла, что это не входит в его планы, но раз обстоятельства складываются таким образом, то он не против.

Как только мы заказали кофе, я спросила неожиданно хриплым голосом: «Для начала хотела бы знать, с кем имею дело. Представьтесь, пожалуйста».

Он был искренне удивлен.

– Как, разве ваш супруг ничего обо мне не рассказывал? – Он как-то по детски, я бы даже сказала, обиженно, покачал головой и задумчиво добавил: – На него это не похоже.

Фраза прозвучала бесстрастно, трудно было понять, делает ли он моему покойному мужу комплимент или возмущается его поведением.

– Хотя, – продолжил он, – это вполне в его духе. Ему нравилась недосказанность. Что касается меня, то я простой бизнесмен. У меня небольшая гостиница и ресторан, кстати, недалеко от вашего дома. – И он протянул свою визитную карточку. – Я знаю, вы хотите меня спросить, что меня связывало с вашим супругом. Здесь особого секрета нет. Этот человек когда-то сильно помог мне в жизни. Я просто был ему по-человечески признателен. Он же меня никогда ни о чем не просил. Все время отшучивался. Я же не был столь деликатным и неоднократно обращался к нему с просьбами. Вы лучше меня знаете, что ваш супруг был не только умным, но и влиятельным человеком. Что касается этой публикации, то он, естественно, никакого отношения к ней не имеет. Не скрою, если бы он был жив, я не посмел бы обратиться к вам, не посоветовавшись с ним. Наше знакомство с вами за два дня до его смерти – всего лишь чистая случайность.