— Страха? — расхохотался Гаррет, оборачиваясь к своей компании и призывая ее посмеяться вместе с ним.

Мужчины дружно заржали, но спутника Эдмонда это ничуть не смутило.

— От каждого из твоих мужей, Лилет, так и смердит страхом. Он боятся нас до колик под ребрами, — с удовольствием, смакуя каждое слово, процедил всадник, игнорируя Гаррета и обращаясь лишь к женщине. — А ты, Лилет… в тебе страха я не чувствую.

Пухлые губы наемницы слегка изогнулись в кривой усмешке. Ей отчего-то понравилось, как этот кровопийца произнес ее имя.

— Тобой владеют лишь любопытство и жгучее желание… выслужиться.

Он с такой небрежностью в голосе бросил эти слова, что улыбка с губ женщины в одночасье схлынула, будто волны прилива.

— Выслужиться? — ринулся в бой Гаррет, вновь задетый таким пренебрежительным отношением к своей предводительнице. — Перед вами что ль? Перед «темными», которые…

Но загадочный мужчина в капюшоне договорить ему не позволил.

— Именно выслужиться, — высокомерно отчеканил он. — Неспроста ты, — он снова, к огромному неудовольствию Гаррета, обращался лишь к женщине, — незадолго до нашего прибытия приказала свернуть лагерь и принять боевую готовность.

Лилет молчала и что было силы сжимала рукоять меча под плащом, а всадник все продолжал. И его голос заставлял эту женщину испытывать странную смесь чувств… Чувств, досель незнакомых, чуждых, горячих.

— Очевидно, Лилет предвидела, что мы явимся раньше, и приказала вам подготовиться, — говорящий соизволил наконец почтить своим вниманием разношерстную команду наемников, все еще топчущуюся поодаль. — Что ж, это похвально. Именно в таких угодливых союзниках мы с братом сейчас и нуждаемся.

Гаррет фыркнул. Он был возмущен и как рыба хватал ртом воздух. Непреодолимое желание сказать что-нибудь колкое, язвительное жгло грудь, но, к сожалению, словарный запас наемника исчерпал себя еще пару тройку фраз назад.

Лилет же замерла на долю секунды, а затем, грациозно покачивая бедрами, молча подошла к своей лошади. Ухватилась за поводья и ловко вскочила в седло.

— Выступаем, мальчики! — раскатом прозвучал ее игривый голосок. — Где же ваши манеры? Негоже томить ожиданием почтенных господ, — ядовито пропела она и, смеясь, потянула поводья, заставляя свою серенькую лошаденку заржать и встать на дыбы.

В долю секунды поравнявшись с всадниками, наемница бросила оценивающий взгляд на говорившего с ней мужчину в капюшоне. Но так и не разглядев ничего, что ей хотелось бы увидеть, она разочарованно вздохнула и припустила во весь опор в сторону леса.

Шумная компания тут же гурьбой двинулась за ней, только Эдмонд со своим спутником присоединяться к ним не спешили.

— Объясни мне, — с легким отвращением проговорил мужчина в капюшоне. — Почему из всех возможных кандидатов ты выбрал именно их, Эд? Думаешь, этим людям можно доверять?

Эдмонд поглядел в спины разношерстной своры, спешащей за женщиной, словно верные псы.

— Разумеется, нет, Велор, — лениво ответил он. — На то они и люди. Их интересуют только деньги.

— И это нам на руку, — усмехнулся Велор. — Да и запросы у них не столь велики, как запросы наемных демонов.

— Не спорю, — согласился Эдмонд, — ценник у них невысок. Но поверь, стоит им лишь на мгновение учуять, что от наших голов за версту смердит золотом Федерации…

— Они тут же, без колебаний сдадут нас со всеми потрохами, — закончил за него мужчина.

Эдмонд шумно выдохнул и согласно покивал.

— Поэтому будь начеку, братец, — тихо предупредил он. — Ночка, похоже, обещает быть жаркой.

— Можешь не беспокоиться, Эд, — хмыкнул Велор и напряженно огляделся по сторонам, покрепче сжав поводья в тонких длинных пальцах. — Сегодня за Пелену нас в силах отправить разве что только сам Сорес.

Легковая машинка залихватски визгнула тормозами. Я удивленно покосилась на маму: «Кажется, мы немного опаздываем» — сосредоточенно нахмурилась я, глядя на красный сигнал светофора.

— Да что же это такое?! — взмолилась матушка, нетерпеливо барабаня пальцами по рулю и нервно поглядывая на часы. — Не беспокойся, Лиза, мы успеем.

Я, едва сдерживая зевоту, помычала что-то в ответ: «Подумаешь, опоздаю на очередное провальное собеседование. Экая беда!»

— Ты отлично выглядишь, — постаралась приободрить меня мама. — Хорошо спала сегодня?

Я, что было мочи силясь удержать очередной львиный зевок, кивнула.

— Да. Давненько так чудно не высыпалась.

— Ну вот видишь, — заулыбалась матушка, — все наладилось, не правда ли?

Я настороженно покосилась на нее: «Это что? Очередная попытка выяснить причину моего нервного срыва, случившегося почти полгода назад?»

Но мама вполне миролюбиво поглядела на светофор, зажегшийся наконец зеленым, и плавно нажала на педаль газа.

«А глаза-то хитрые» — усмехнулась я.

— Да, верно. Все наладилось, — потерла я лоб. — Можешь сделать музыку погромче? — я легонько шевельнула рукой, указывая на регулятор громкости магнитолы.

— Разумеется, милая, — мама тут же крутанула колесико, и из динамиков полился елейный голосок известной поп-певички.

О любви что-то пела. Впрочем, как и всегда. Весь мир круглосуточно кричит о любви. Грезит о ней. Жаждет ее.

«Какой глупый мир» — поморщилась я, борясь с желанием заткнуть уши. Но деваться было некуда. Пока играет песенка, есть призрачная надежда на то, что матушка не станет приставать с расспросами. И раз так, придется мне потерпеть.

Старательно сохраняя каменное лицо, я плавным нажатием приспустила окошко. Потоки прохладного утреннего воздуха, пахнущего мокрым асфальтом и выхлопным газами, тут же забрались в мои волосы, в одночасье их растрепав.

Я с надеждой подставила лицо ветру, будто бы он один был способен унести из моей головы и души всю печаль. Унести все мои тревоги куда-то далеко-далеко. Унести туда, откуда не возвращаются ни люди, ни звери, ни даже сам ветер.

— Что-то ты совсем притихла, — озабоченно пробормотала мама, убавляя громкость музыки. — Волнуешься?

Я неопределенно помотала головой.

— Не беспокойся. На этот раз собеседование пройдет как по маслу! Ты только не будь букой, — рассмеялась она.

Я снова кивнула. Проще было согласиться с ней, чем спорить. «Еще чего доброго вновь решит, что мне нужна медицинская помощь» — скривилась я.

Ведь лишь два месяца назад заботливая маменька выпустила меня из-под своего пристального наблюдения, принудив при этом пройти весь комплекс обследований. Словно я была не двадцати четырех летняя девушка, а старушка при смерти. Однако осуждать, а уж тем более корить ее за чрезмерную заботу я не смела.