Шаман застыл, прислушиваясь к тишине. В его жизни былослишком мало тишины, он совсем отвык от нее. Ему стало немного не по себе,словно лес, песок, обмелевшая усталая речка Кубрь и розовый лунный диск молча,недоброжелательно уставились на него, чего-то от него ждали и знали такое, чтонеодушевленные предметы в принципе знать не могут.

Слева, в зарослях дикой малины, ему почудился шорох и ещекакой-то звук, похожий на вздох. Он резко оглянулся, но ничего, кроме мрака, неувидел. Вспомнив, что времени совсем мало, с бодрым возгласом «Кайф!» онплюхнулся в теплую воду, нырнул и поплыл по лунной дорожке легким красивымбрассом.

Погрузка подходила к концу. Бомжи сильно устали. Лезвиепозволил им напоследок еще один недолгий перекур и дал допить оставшуюся водку.

— Слышь, а кузов-то почти полный, мы там все не поместимся, —вдруг произнес один из бомжей, оторвавшись от горлышка бутылки.

— Не поместимся, — отозвался другой бомж, кашляя и едваворочая языком.

— Ничего, пешочком прогуляетесь, вам полезно, — тихозасмеялся Серый.

На минуту повисла пауза. Вдруг третий бомж, самыймолчаливый, вскочил и метнулся к темному кустарнику.

— Ты куда? — удивленно окликнул его Лезвие.

В ответ послышался тяжелый, удаляющийся топот. Бомж бежал.Другие два уже поднимались на ноги. Они были слабее и пьяней, но в такойтемноте имели неплохой шанс исчезнуть, тем более побежали они в разные стороны.

Шаман вылез из воды. Шумно отфыркиваясь, он достал изкармана куртки маленькое мягкое полотенце, которое прихватил заранее, ибо знал,что непременно искупается этой ночью в реке Кубрь. Вытерся и стал одеваться.Когда он, прыгая на одной ноге, натягивал джинсы, до него донесся тревожныйусловный свист Лезвия, потом крики, и наконец сухо щелкнул первый выстрел.

* * *

Если бы Василиса могла не дышать, она бы не дышала.Съежившись в кустах, мокрая насквозь, она замерзла, хотя ночь была жаркой.Каждый выстрел отдавался в ней крупной дрожью, словно ее било током. Рука всееще сжимала бутылку колы.

Пляж был залит мутным лунным светом. Несколько минут назадВасилиса отчетливо видела силуэт человека, который пришел купаться. Она понятияне имела, кто он и откуда взялся, но чувствовала, что надо сидеть тихо и ждать,когда он уйдет. Он не ушел, а убежал, едва успев натянуть штаны, и пару метровпрыгал на одной ноге. Кроссовки у него были на липучках, что-то там застряло,он не сумел застегнуть сразу. Из темноты кричали, свистели, потом сталистрелять.

Три выстрела, четыре. Крики, топот. Василиса впервые в жизнислышала настоящую стрельбу, и у нее ни на миг не возникло утешительногочувства, что это всего лишь страшный сон или кино. Она сразу поняла: люди,явившиеся сюда ночью на машине, убивают по-настоящему.

Она не видела никого из них, кроме одинокого купальщика, нопо голосам, доносившимся издалека, догадалась, что их человек пять, не меньше.

После четвертого выстрела стало тихо. Василиса решила, чтовсе кончилось. Она заставляла себя верить, что Гриша, Оля и Сережа сидятсейчас, притаившись, точно так же, как она. У них есть хороший шанс. Онивыбрали для ночевки самый дальний из корпусов, самый чистый и целый. Врядстранные ночные гости станут обыскивать в темноте развалины бывшего лагеря, ониразбираются между собой. Разберутся и уедут. Вот, кажется, заводят мотор. Нучто их сюда принесло, спрашивается? Здесь делать совершенно нечего. Это дикоеместо, заброшенное и проклятое. Это вроде Бермудского треугольника, но не взападной части Атлантического океана, а на суше, в подмосковных лесах. Втридцатые годы НКВД расстреливало здесь кулаков. В конце пятидесятых построилипионерский лагерь, и каждое лето кто-нибудь из детей тонул в реке, была историяс маньяком, который работал массовиком-затейником и успел за месяц убить трехдевочек, потом в молоко попала крыса, и несколько детей умерли от отравления.Лет десять назад какой-то бизнесмен арендовал этот кусок земли, чтобы построитьшикарный дачный поселок, но был убит при загадочных обстоятельствах. С тех порникто сюда не совался.

Два мальчика и две девочки, Василиса, Гриша, Оля и Сережа,оказались здесь совершенно случайно. Это была дурацкая авантюра.

Собирались большой компанией на дачу, рано утром загрузилисьв электричку, но тут выяснилось, что дача отменяется, туда явились родственники,будет полно взрослых. Надо было куда-то деться. Меньше всего хотелосьвозвращаться в Москву. И вот Гриша вспомнил, что когда-то его родители снималидомик в деревне. Километрах в пяти, на берегу реки, были развалиныпионерлагеря. Он облазал их в детстве вдоль и поперек. Любопытно посмотреть,что там сейчас. Поскольку они уже едут в электричке по Савеловской дороге, товполне логично доехать до станции Катуар, оттуда придется пилить пешком часатри по заброшенной бетонке через лес.

Гриша вдохновенно рассказывал ужастики про заброшенныйлагерь, пока тряслись в электричке, и в итоге пять человек сошли в Лобне.Дальше решились ехать только две влюбленные парочки, Сережа с Олей и Гриша сВасилисой.

День получился длинный и сумасшедший. В Гришин Бермудскийтреугольник попали только к вечеру. Пока шли по разбитой бетонке, у Василисыотломился каблук. Босоножки были новые, нещадно терли, она разозлилась,выбросила их и дальше пошла босиком. Часть пути Гриша нес ее на загривке.

Потом купались в реке, бегали по пустой территории бывшеголагеря, вопили, дурачились и бесились, выпили на четверых две бутылки водки.

Василиса и Гриша почти не пили. Все вылакали Оля и Сережа, ктому же эти двое несчастных влюбленных курили травку. Обнявшись, повиснув друг надруге, они удалились в соседнюю палату. За стенкой долго были слышныхарактерные звуки. Оля и Сережа занялись главным делом своей жизни. Гришасказал, что они уже год этим занимаются везде, где можно и нельзя. Неисключено, что они поженятся, когда Оле исполнится восемнадцать.

Правда, им негде жить, и родители категорически против.

У них не было с собой ни спальников, ни одеял, только легкиекуртки. Оля и Сережа не побрезговали улечься прямо на рваные матрасы, которые визобилии валялись по всему корпусу. Гриша заранее набрал кучу ельника и сухойтравы, сложил все это на занозистом полу бывшей пионерской палаты, расстелилсверху свою куртку.

Василисе было легко и хорошо с ним, словно они знали другдруга не два дня, а сто лет. Они сидели, шептались, только изредка, почтислучайно, соприкасаясь то головами, то локтями, вздрагивая и краснея. Наверное,они проговорили бы так до рассвета, а потом отправились купаться. Но Василисаляпнула глупость, и Гриша обиделся. Она сказала, что не может целоваться с человеком,у которого потные усики.