Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Если вы не знаете, как решить проблему, мы решим ее за вас.
Никому нельзя было показывать свое сердце. Поэтому пришлось сделать так, чтобы все поверили, что сердца у танэ Фалмари больше нет.
Отчаявшись забраться Хаэльвиену под воротник, ветер добыл из-под капюшона смоляной локон его сердца и забавлялся им. Или прижимал ткань плаща и тогда круглый живот сердца становился еще более заметен. Сердце задерживало дыхание. Сердце прикусывала губы, отчего они снова становились яркими, а лицо – бледнело.
– Как ты? – встревожился Хаэльвиен, чуть натягивая поводья, чтобы его лошадь, а следом и лошадь Анар, младшая в паре, замедлились. – Тебе нехорошо?
– Ничего. Ты же сказал, что уже недалеко. – Она старалась улыбаться. Но стиснутые на луке седла напряженные пальцы выдавали. – Малыш сегодня беспокойнее, чем обычно.
– Надеюсь, в деревне найдется хоть какое-то подобие гостиницы.
– Лучше на попоне, чем в такой же дыре, как в прошлый раз.
– Тебе нельзя ночевать на попонах. Особенно сейчас.
– И верхом трястись который день подряд тоже, раз уж на то пошло, я не нежная эльфийская дева, могу немного и… немного… Эльви… – В ее взгляде, уставшем, но решительном, вдруг проглянул страх. – Еще рано для всего и мне не хотелось бы тебя пугать, но лучше бы нам поторопиться хоть куда-нибудь.
* * *
– Я правильно вас понял, ирья? Вы отказываете нам в гостеприимстве? – растерялся Хаэльвиен.
Крупнотелая статная сероглазая женщина в грубоватом платье с обильно украшенными вышивкой рукавами, качнула головой. Подвески в ее тяжелых, пополам разбавленных сединой русых косах, качнулись тоже.
– Не отказываю, – возразила она. – Но вы чужаки и не можете войти за воротные столбы, пока кто-нибудь из этих добрых людей, – она, не отводя взгляда, махнула на собравшийся за оградой поселения всех его обитателей, – не позовет вас к себе. Званая кровь пройдет, – повторила она с интонацией будто выговаривала неразумному отпрыску.
– Но никто не позовет, верно? Я чужак, моя жена тоже, да еще и… Как вы сказали? Мо́рья?
– Вы можете выбрать себе для ночлега любое место рядом с общиной, элле? – невозмутимо добавила женщина.
– Среди камней? Моей беременной жене нужен…
Но ирья не стала слушать, ушла обратно за границу поселка.
За оградой, сложенной из плоских, плашмя лежащих один на другом камней, любопытствовали “добрые люди”. Шептались большеглазые девушки в расшитых рубашках и пестрых юбках, выныривали поверх ограды вихрастые макушки и ободранные детские носы, переминались с ноги на ногу плечистые парни и мужчины, поводя мощными разноперыми крыльями, когда кто-то из сообщинников притирался слишком уж близко. Прямо как стая натасканных на охоту сокольих. У многих в руках имелись внушительного вида дубинки или короткие широкие мечи.
Хаэльвиен знал, что у живущего достаточно замкнуто крылатого народа главенствуют женщины, и все равно было немного дико. Пернатое воинство осталось за оградой а с вооруженными чужаками вышла говорить пожилая ирья.
У Хаэльвиена, помимо магии, при себе был меч и пара кинжалов, внешность Анар и клыки, мелькающие в приоткрытом от тяжелого дыхания рту, не оставляли сомнений в ее происхождении.
Он был уверен, что женщину на сносях не оставят у ворот, но будущее дитя, решившее появиться на свет до срока, аргументом не было.
Глянул в сторону от резных воротных столбов, украшенных изображениями крылатых силуэтов с вытянутыми ногами и прижатыми к груди руками. Издали было похоже на краштийские крести, а вблизи… Фигурки резались с закрытыми глазами, а у столбов имелись собственные. По одному на столб. И охранная магия, завязанная на почитание природы, почивших предков и домашний очаг. Не злая, просто другая.
Слева от поселения было много пустотного места, усыпанного камнями, поросшего низкими кустами сирени, остролистом, купинами жесткой травы. Одна из бегущих между камней тропинок, почти заросшая, вела к небольшому каменному холмику с доживающей последние дни… хороминой. Сарай с крыльцом.
– Этот хлев вон там дальше чей? – спросил Хаэльвиен.
Хозяин нашелся быстро. Будто только и ждал, чтобы за ворота выскочить.
С другой стороны, если человеку (эльфу) нужны четыре стены с крышей и эти четыре стены с какой-никакой крышей в обозримом пространстве есть, уже ли будет на камнях под лошадкиным брюхом ночевать, да с тяжелой женкой, которая уже сама стоять не может от боли?
Примерно в таком ключе рассуждал тощеватый пожилой ир, тщательно уматывая в тряпицу полученные от Хаэльвиена Нодштивские чары. Сизые крылья топорщились за спиной ирийца, как старый шалаш, растерявший от дождей и ветра половину листьев. Глаза были похожи на блеклое летнее небо в жару. И не разгляди в них Хаэльвиен сочувствие, не спросил бы. Но разглядел и спросил:
– Почему никто не позвал? Я же сразу сказал, что не даром. Денег не нужно? Ирья запретила?
– Нужно. Зерно опять дорожает, хорошего железа не достать, одно мертвое. Из Крашти опять народишко побег, и работы годной почти нет нигде, даже в Верхнем. Что есть – за гро́ши. Так беженцы и за гроши готовы, лишь бы было что на зуб положить. А ирья Боко́р не запрещала. Сами, чай, не дурни.
– Что же так? Неужели никому жену мою не жаль?
– Жаль. Мне особенно. Моя родами ушла вместе с дитями, так больше никого на Встречный день не ждал. Дитя в утробе, что огонь в очаге, его тепло сохранять предками велено, только вы, элле не так все сделали. Женку вперед послать нужно было, да оружье со спины убрать. Или хоть рукоять к ножнам привязать. С железом в дом только хозяйке можно. А когда муж с железом первым идет – не с добром идет значит.
Анар, уставшая от тягот пути и накатывающей волнами боли, была с максимальным комфортом устроена внутри. Хаэльвиену пришлось нести ее на руках через хлипкие ступеньки и треснувший порожек.
Эта вполне естественная помощь для той, которая едва на ногах держится, как раз и отозвалась сочувствием и одобрением в глазах пожилого ира.
Внутри строения было пыльно, но достаточно чисто для заброшенного. В одной части лишенной перегородок комнаты сохранились остатки яслей и перекладины загонов, в другой – относительно аккуратной кучей на полу и покосившихся полках лежали старые доски, какие-то бруски, рейки. Прятались под паутиной рассохшиеся корзины и пустой улей без крышки.
А еще внутри был большой добротный камин. В недостроенной короткой трубе,