class="p1">– О чём ты? Я ничего не забирал у тебя, Жив. В отличие от тебя! – прохрипел Мор в ответ и злорадно усмехнулся.

– Мою дочь Ясну выкрала Висла, твоя старая кикимора! Она давно начала соваться в мои владения, всё вынюхивала, высматривала. Лесовики часто её замечали в лесу. Не делай вид, что всё это не по твоему указу сделано.

– Не по моему! Я тут ни при чём! Ты с Вислы и спрашивай, раз она твоего ребёнка выкрала. Или кикиморы испугался? – захохотал Мор.

– Если с моей дочкой хоть что-нибудь случится, я уничтожу и тебя, и твою верную кикимору, и всё ваше зловонное болото! – сквозь зубы процедил Жив.

– А ты сначала выберись из него, из этого зловонного болота! – зло усмехнулся Мор.

Топь затягивала Жива всё глубже. Права была Елеса: если бы он дождался Сухостоя, тот бы сейчас подсобил, вытащил его. Но горе затмило разум, и теперь Жив погружался в болото. Всё меньше шансов оставалось на спасение. Вот уже цепкие руки схватили его за ноги под толщей тёмной жижи и потянули ко дну. Это была Чёрная Трясинушка – ненасытный монстр, живущий на дне и пожирающий всё живое, что попадало в болотную топь. Чёрная Трясинушка обитала в болоте испокон веков. Не было на свете ещё ни Жива, ни Мора, ни их родителей, ни дедов, ни прадедов, а Трясинушка уже была. Её опасались бывалые ходоки по болоту, ею пугали малых детей. Ненасытная, гнилая и безжалостная – она сама являлась болотом, топью, чёрным бездонным омутом.

Жив изо всех сил сопротивлялся, хватался за болотную траву, шлёпал мускулистыми руками по мутной жиже вокруг себя в надежде нащупать хоть что-то, найти хоть какой-то способ выбраться. Но тщетно. Он видел, как со стороны леса деревья подступали к берегу, двигались к нему, вытаскивая из земли свои мощные корни. Но Жив знал, что они не смогут помочь – слишком далеко от берега он отошёл, слишком медленны были их движения. Доходя до границы, деревья со страшным скрипом падали в топь и оставались лежать там, обрекая себя на гибель. Через пару-тройку лет они станут частью болота. Лес не мог преодолеть болотную трясину.

– Если я погибну, за меня отомстит Сухостой, – сказал Жив, чувствуя, как мерзкая жижа подступает ко рту, заливается в него.

– Это мы ещё посмотрим, – мрачно ответил Мор.

Резкий запах болотной тины душил. А Трясинушка всё тянула лесного хозяина вниз, в свои холодные смертельные объятия. Мор стоял неподвижно и смотрел на брата ненавидящим взглядом, как на врага и извечного противника. Ему было ничуть не жаль его, наоборот, хозяин топи злорадствовал. Мор очень давно мечтал увидеть Жива таким слабым и беспомощным. Жив всегда обделял его: у лесного хозяина было больше земель, больше сил, больше власти. Даже солнечный свет, и тот весь достался ему, у Мора же над головой вечно клубился густой туман, из-за которого на болото не попадало ни единого проблеска.

Мор завидовал брату, и зависть эта, едкая, горькая, травила его душу много лет. У Жива была красавица-жена, а сегодня в их семье родилась долгожданная девочка-наследница. Этого Мор не мог вынести. У Жива было всё, а у него – ничего, кроме болота. Поделом же Живу. Пусть тонет! Это будет справедливым концом. Без лесного хозяина болото наконец разольётся в полную силу. Жив погибнет, и никто больше не сможет сдержать всемогущую топь. Избавившись от ненавистного брата, Мор станет хозяином всех земель, полноправным правителем и болота, и леса. И тогда покажет всем, на что он способен…

Лес и болото не всегда враждовали между собой. Были времена, когда и те и другие земли принадлежали одним правителям – сильным и справедливым. Этими правителями были родители Жива и Мора – Лесомир и Лада.

Жив и Мор поначалу росли дружными братьями, хоть Жив в семье хозяев леса был неродным сыном – Лесомир нашёл его на болоте крошечным младенцем. Мать Жива, простая деревенская женщина, совсем ещё молоденькая, умерла при родах. Как она оказалась на болоте – Лесомир так и не узнал. Может, ребёнок был плодом её позора и она намеревалась родить тайно? Или, может, женщина бежала куда глаза глядят от недоброго мужа? Кто знает, что с ней приключилось… Как бы там ни было, на болоте она нашла свою смерть, но вот младенец родился живым и, видимо, очень хотел жить, потому что выдержал даже издевательства кикимор – они перекидывали его друг другу, словно мяч, когда Лесомир пришёл к топи.

Хозяин разгневался на дурных кикимор, отобрал младенца и шлёпнул их по рукам, а потом принёс измученного до полусмерти найдёныша домой. Вместе с Ладой они решили оставить мальчика у себя и вырастить как родного. Тем более со дня на день и сама Лада должна была стать матерью.

– Ждала сына, а получила сразу двоих сыновей, – радостно воскликнула она, когда её собственный ребёнок родился на свет.

Лада держала обоих мальчиков на руках, крепко прижимая к груди. Они были очень разными, ничуть не похожими друг на друга, но она полюбила обоих.

Лесомир назвал найдёныша Живом, ведь тот с рождения был словно сама жизнь – сильным и выносливым. Родной же сынок Лады и Лесомира оказался очень слаб и вскоре после рождения начал сильно болеть. Лада днями и ночами плакала, не отходила от колыбели, а потом сказала Лесомиру, что хочет назвать младенца Мором.

– Мор? Но ведь это недоброе имя. Недоброе и страшное, будто сама смерть. Что это ты удумала, жена? – удивился Лесомир.

Но Лада настаивала, и Лесомир уступил. Они назвали сына Мором. И – удивительно! – после этого мальчик пошёл на поправку. Вскоре он окреп и стал сосать материнскую грудь наравне со своим названым братом Живом.

Лесомир смотрел на сыновей и не мог нарадоваться. Как-то он подошёл к жене, которая качала обоих младенцев, и сказал:

– Не знаю, как наш маленький Мор сумел выправиться. Совсем слабый был!

Лада загадочно посмотрела на мужа и ответила шёпотом:

– Я назвала его Мором неспроста. Он назвался смертью и сумел обмануть её…

Братья росли, деля поровну любовь и заботу родителей. Но подкидыш Жив гораздо быстрее вытянулся, стал сильнее, выше и умнее маленького и хилого Мора. Отец начал выделять Жива, и вскоре Мор понял, что Лесомир растил приёмного сына как наследника своих обширных земель. Ему же, Мору, он только наказывал помогать брату во всём. Именно тогда братская дружба затрещала по швам.

Шли дни. Разница между