А может, секрет в инерции мышления, подводившей и болеехитроумных спецов. Испокон веков здешние партизаны-герильеро были сугубосухопутной напастью – разве что порой преодолевали водные рубежи на лодках иливплавь. И только. Аквалангов у них не водилось отроду. А потомуникому и в голову не пришло, что по каскаду полуозер-полуболот на протекавшейблиз базы реке могут прийти боевые пловцы.

А они взяли да и нагрянули, потратив на этот не самый легкийпуть четверо суток, пусть и потеряв при этом одного из семерки от «неизбежныхна воде случайностей». И вот уже четыре дня, невидимые миру и никем необнаруженные, наблюдали за базой, чтобы окончательно увериться: их не ждут.

Примостившийся рядом Викинг легко коснулся его плеча и,когда Мазур медленно повернул голову, изобразил двумя пальцами ноги идущегочеловека, скупым жестом указал направление.

Мазур всмотрелся, понятливо кивнул и принял к сведению. Там,куда указывал Тынис (по причине прибалтийского происхождения носивший кличкуВикинг), и в самом деле имело место незаметное неопытному глазу движение –бесшумное скольжение неких полос и пятнышек посреди густой зелени, этакоепризрачное перемещение смутных контуров.

Но у них-то взгляд был наметанный...

Это с наступлением вечера возвращалась на базу очереднаятройка рейнджеров из охраны базы. Судя по ухваткам и квалификации – «зеленыебереты», неплохо обученные действиям в джунглях. Те еще мальчики. А впрочем,опять-таки ничего из ряда вон выходящего, рутина. Каждый день эти тройки,сменяясь трижды в светлое время, прилежно и скрытно патрулировали окрестныеджунгли, надолго устраиваясь в засадах на спускавшихся к озеру склонах, –предосторожность на случай, если в окрестностях все же объявятся впервые запару последних лет герильеро. На ночь «беретки» в джунглях никогда не оставались– а значит, не ждали никого конкретного. Рутинное патрулирование. Разумеется,за эти четыре дня они так ни разу и не засекли незваных визитеров – не теребята пришли похулиганить...

Темнота здесь обрушивалась моментально и неожиданно, словноповорачивали выключатель – никаких красиво сгущавшихся сумерек иромантичных закатов. Только что стоял ясный день, и внезапно чащобу заливалатьма, на небе проступали крупные звезды, на смену дневным звукам с некоторымзапозданием приходили ночные, а на базе вспыхивало множество фонарей ипрожекторов, зажигались вереницы окаймлявших взлетно-посадочные полосы огней,окна светились уютно, мирно, по-домашнему.

Высоко над джунглями возник шелестящий рев, он креп,приближался, и вскоре, исполинской разлапистой тенью мелькнув над кронами, наполосу приземлился припозднившийся транспортник. Едва он остановился, вокругтут же началась деловитая, продуманная суета – откинулась задняя аппарель,подкатили грузовики, началась разгрузка, продолжавшаяся, Мазур по въевшейсяпривычке отметил, ровно пятьдесят четыре минуты.

Чем дальше, тем сильнее он чувствовал нешуточноераздражение, порою переходившее в приливы злости – оттого, что они четверосуток, обратившись в зрение и слух, торчали в чащобе, как дикие обезьяны изБразилии, оттого, что подвернулся тупой кайман, с одинаковым усердиемнападавший и на лесную свинью, и на отличного парня с другого континента. А вэто время те, на базе, жили в свое удовольствие, спали на чистеньких простынкахв кондиционированной прохладе, принимали душ, жрали на завтрак фрукты, джем ибифштексы в три пальца толщиной – и окна так уютно светились, и музыка играла,и футбол по телевизору...

Ничего в этой злости не было плохого, наоборот – такойнастрой как раз и придает боевого куража...

А потом пришел конец и посторонним мыслям и безделью.Морской Змей наконец-то подал знак, которого они ждали четверо суток, и этобыло словно медный рев боевой трубы, это означало, что началась работа, иничего уже не изменить, не остановить, не переиграть...

Ни единого звука. Ни шороха, ни всплеска. Словно шестеробесплотных призраков скользили меж стволов над грешной землей, сотканные извещества того же, что и сон – как выражался триста с лишним лет назадбессмертный бард. Бесшумно они спустились к темной и теплой, спокойной воде,бесшумно опустились в нее с головой и, погрузившись не более чем на метр,поплыли к противоположному берегу, привычно колыхая ластами – помесь Ихтиандраи акулы-людоеда...

Меж береговой кромкой и колючей проволокой было метровтридцать поросшей буйной травой земли – и эту укрытую безмятежным мраком полосусуши они преодолели быстро, столь же бесшумно – духи, а не люди, шесть клочьевтумана. Оставив акваланги и приготовив оружие, залегли возле самого ограждения,так и не обнаружив ни датчиков, ни мин.

Отчего-то показалось вдруг, что от косматых спиралей,усеянных мириадами острейших лезвий, одуряюще пахнет железом, но это, конечно,чистейшей воды самовнушение. Скупой жест командира – и Граф окунулсявпереплетение колючей спирали первым, слово в тяжелую болотную жижу. Вскорезатянутая в черный комбинезон фигура была уже на той стороне, залегла в траве,выставив дуло короткого автомата. За первопроходцем тем же манером просочилисьещедва черных призрака, а там настала и очередь Мазура с его двойкой. Прошло неболее минуты – и вся шестерка уже на суверенной территории армии США, готоваяогрызнуться метким и беспощадным огнем.

Стояла тишина, а метрах в ста впереди, на бетонке, замер«Джи-эр-двенадцатый», и возле него лениво прохаживался часовой, не ждавшийникаких сюрпризов, не подозревавший, что его смерть пребывает совсем неподалекув образе бесплотного черного призрака, не знающего жалости.

Очередной жест командира – и Мазур с Викингом и Страшилойперебежками двинулись вперед. Здесь хватало прожекторов, фонарей и кронштейновс гирляндами ламп, но нереальной задачей было бы осветить всюбазу. Оставалосьнемало полос и пятен темноты, которую незваные гости использовали мастерски.Все ближе к самолету, ближе, ближе, он вырастает на глазах, нависает надголовой, уже прекрасно слышно, как часовой от скуки нудит под нос незнакомуюмелодию, последнюю в своей жизни...

Тихонько щелкнул бесшумный пистолет – и мелодия оборвалась,часовой подломился в коленках, но упасть не успел, и свою автоматическую винтовкуне выронил. Две тени, бесшумно вынырнув из-под фюзеляжа, подхватили его иуволокли на другую сторону, в темноту.

Буквально секунд через тридцать часовой вновь объявился напосту – в камуфляжном комбезе и высоких ботинках, в каске на пластмассовом подшлемнике,с «кольтом-коммандо» наперевес. Почти той же самой походочкой он бродил попрежнему немудрящему маршруту во влажном сумраке. Все в порядке. Ручатьсяможно, отряд не заметил потери бойца...

Мазур перевел дух. Теперь можно с уверенностью сказать, чтоих не поджидает засада, что не полыхнут в лицо прожектора, не лязгнутзатворы... Мнимый часовой бродил себе, как кот ученый по златой цепи, а они соСтрашилой, не мешкая, кинулись под выпуклое брюхо самолета, к багажному люку,который после двухнедельных тренировок на макете в натуральную величину моглибы нащупать и открыть с завязанными глазами.