"Храбрый недоумок, - поплыли по небучьи-то фиолетовые расплывчатые мысли, - куда полез, щенок! Вернисьназад!!".

"Дерзкий поступок, - яркие буквы цветаморской волны взвились над горизонтом, они явно выражали ободрение. - Смелыймальчик. Пусть получит подарок за чистые помыслы и смелость".

Неведомая сила выбросила переставшего дышатьНикиту из воды на берег, и над ним, на потемневшем и ставшим темно-синим небе,уничтожив бумажное помятое солнце, вспыхнули яркие звезды. Они образовалиполукруглый венец, всполохами переливаясь прекрасным северным сиянием, а потом,одна за другой, под предводительством Геммы, самой яркой из них, заскользили повоздуху вниз, к груди Никиты.

Осторожно, одна за другой, звезды вошли в егосердце, запечатлев в нем рисунок Северной Короны.

Никита открыл глаза и резко сел в кровати.

Он проснулся, словно от удара по голове. Праваярука быстро нащупала рукоять ножа у изголовья в зазоре между спинкой дивана иматрасом - привычками разбрасываться Ник не мог да и не желал. Оружие всегдабыло при нем, и в каждой новой квартире парень имел обычай равномернораспределять его по всем комнатам, чтобы оно находилось в зоне досягаемости. Даи не зря Март говорил, что холодное оружие в кровати оберегает от дурных снов,особенно если клинок отлично, до зеркального блеска, отполирован. Тогда злыедухи видят свои жуткие отражения в нем и пугаются, оставляя человека и его сныв покое. Правда, поверья гласили, что лучше всего хранить нож под подушкой, нос этим Андрей, а следом за ним и Ник, были не согласны. Слишком много лишнихсекунд пройдет в случае реальной угрозы, пока будешь доставать оттуда свой нож.Да и опасность порезаться существует - по крайне мере, Андрей всегдаиздевательски намекал младшему брату, что его руки не настолько прямые иловкие, чтобы однажды не наткнуться на острие клинка, спрятанного под подушкой.

Нож в руке успокаивающие подействовал на Ника.Дыхание его до сих пор оставалось прерывистым, словно он пробежал несколькокругов на спортивной площадке. А там, где билось сердце, было холодно и вязко,словно его, сердце только что макнули во что-то мокрое, терпкое и ледяное.

Парень и сам не понял, отчего так резкоподорвался и почему так жутко себя чувствует. Никогда раньше он не просыпалсянепонятно от чего, без видимой или слышимой причины. Осторожного ивнимательного Никиту мог разбудить любой, даже самый незначительный шум, носейчас было абсолютно тихо. Даже на улице не слышно было ни шороха. И никакихкошмаров ему вроде бы и не снилось. Ему вообще в последние месяцы почти ничегоне являлось во сне: ни хорошее, ни плохое.

Да, Ник справедливо полагал, что раз на утро онничего не помнит, то ночью ему ничего и не сниться. Усмехаясь сам над собой,считал, что, наверное, нож в кровати все же помогает ему избавиться от снов. Носейчас, как и всегда, он просто забыл свои черно-белые газетные сновидения.

Парень, приказав сердцу войти в свой обычныйритм, несколько раз глубоко вдохнул воздух, встал с кровати, неспешно подошел кокну и распахнул его, впустив в комнату поток свежего ночного воздух, которыйтут же окутал его обнаженный крепкий торс. Сон свой он, естественно, так и невспомнил, вот только отчего-то перед его внутренним взором стоял образ старшегобрата. Ник попытался выкинуть его из головы, но не смог: против Андрея онвсегда был бессильным. Ухмыляющийся довольный Март постоянно смотрел на Никитуиз подсознания. Сейчас, например, память подкинула его в образе почтишестилетней давности, когда Андрей узнал, что его братишка сам поступил вгосударственный университет на престижную специальность экономическогофакультета. Следом за ним в светловолосой коротко стриженой голове появились идругие лица из прошлого, которое никак не хотелось забываться. До самогорассвета - сегодня яркого, игривого, темно-оранжевой бархатной каймойзастывшего на краях быстрых рваных облаков - Никита просидел на подоконнике, уоткрытого окна, отгоняя и отгоняя непрошеные воспоминания и полузабытые лица.Знакомые, подельники, враги. Умершие родственники, старший брат, единственныйдруг, первая любовь. Все они теребили память, как заведенные, не желаяуспокоиться, и каждый из них шептал что-то свое.

Чем больше лиц мелькало в воображении, темсильнее становился издевательский ветер на улице. Ник находился на восьмомэтаже и мог сполна почувствовать всю силу быстрого и порывистого дыханияиюньского утреннего воздуха.

- Иди против ветра, - задумчиво сам себе сказалКларский и сам же себя обозвал клиническим психом. Молодой человек нервнопостучал пальцами по подоконнику, куда случайно попали первые томные солнечныелучи. Что-то продолжало его беспокоить - то, что казалось очень важным, ноникак не желало выплывать из потайных глубин памяти.

А последним лицом, которое подкинула емуковарная память, было симпатично-задорным, голубоглазым и окаймленным светлыми,едва достигающими до плеч волосами, на одной из развевающихся прядей которыхсидела золотая бабочка. Она вдруг сделалась изумрудной, а потом сталапереливаться сверкающим серебром.

Девушка, на волосах которой сидела этаневероятная бабочка, мило улыбнулась Никите, и он не смог отвести взгляда от еегуб - малиновых, чуть закушенных, очень и очень привлекательных. Молодойчеловек протянул вперед руку и коснулся этих губ кончиками пальцев, заставив ихобладательницу засмеяться.

"Помнишь, что я тебе сказал? - спросилмысленно Ник, глядя на девушку, не мигая и зная, что она понимает его без слов.- Я сказал тебе, что я вернусь. Помнишь?".

Она молчала, осторожно касаясь его вытянутойнапряженной руки и гладя ее.

"Так ты помнишь или нет?", - началсердиться парень.

Ответа все не было - девушка с бабочкой наволосах продолжала гладить его руку: нежно, но не настойчиво, а осторожно,рассматривая его лицо, как картину.

"Смотреть будешь или отвечать?", -сощурился Кларский и резко, неожиданно и для нее, и для себя, грубовато прижалдевушку к себе, одной рукой обняв за талию, а другой приподняв ее заостренныйгордый подбородок и проведя по ее вишневым, мигом плотно сомкнувшимся губамсвоими, в предвкушении чего-то большего.

"Ответишь ты мне или нет? Пожалеешь ведь,если будешь играть в молчанку", - со злым удовольствием целуя напряженную,испуганную светловолосую девушку в щеку и в уголок губ, вновь мысленно сказалНикита. Она продолжала упрямо молчать, и это раззадорило его. Ник еще крепче,почти до боли прижал непослушную девчонку к себе, и, властно заглянув ей вголубые глаза, надавил большим и указательным пальцами на ее бледные щеки,заставив малиновый, как у куколки, ротик, раскрыться.

"Я же сказал", - с удовольствиемопустил он ладонь чуть ниже и принялся целовать непослушную нахалку,наслаждаясь ее страхом и своей силой.

Поначалу девушка сопротивлялась, но затемсделалась покорной - не только позволяла целовать себя, но и отвечала сама,обняв Никиту за плечи.