Осенью я ее встретил на вечере отдыха в Доме культурыморяков в порту Талый. Честно, я был удивлен. Оказалось, что она решилаостаться на Дальнем Востоке, потому что здесь, дескать, сильнее ощущаетсятрудовой пульс страны. Она работала каменщицей и жила в общежитии в поселкеШлакоблоки. Ну, там, училась заочно в строительном техникуме, ну, там,танцевала в хореографическом кружке – все как полагается. Она была расфуфыреначерт знает как, и за ней увивались один морячок, по имени Гера, совсеммолоденький парнишка, года так с сорок второго, и знаменитый «бич» (так здесь,на морских берегах, называют тунеядцев) из Петровского порта по кличке Корень.Я их отшил. Весь вечер я заливал ей про Румынию: какой в Тран-сильваниивиноград, и какой скачок там сделала текстильная промышленность, и про писателяМихаила Садовяну. Потом я провожал ее в автобусе в эти знаменитые Шлакоблоки исмотрел искоса на ее профиль, и мне было грустно опять, а иногда я злился,когда она тоненько так улыбалась. Уж не знаю, из-за чего она здесь осталась –может быть, из-за трудового пульса страны, но ей, видно, было не очень противносмотреть, как все мужики, весь автобус, сворачивают себе шеи из-за нее.

Возле барака я ее обжал. Ну, для порядка она мне врезалапару раз по шее. Ладошки у нее стали твердыми за это время. Потом оказалось,что мне негде ночевать, и я всю ночь, как бобик, сидел на бревнах возле еебарака, а тут еще пошел мокрый снег, и я всем на смех подхватил воспалениелегких. Месяц провалялся в Фосфатогорске в больнице, а потом ушел вот в этузнаменитую экспедицию под командованием «гениального ученого» АйрапетаКичекьяна.

Значит, надо было мне сделать еще одно дельце перед тем, какшмякнуться на койку и тоненько, деликатно засвистеть в две ноздри в противовесэтим трем перфораторам.

Я писал Люсе, что она, конечно, может меня презирать, нодолжна уважать как человека, а не собаку, и, поскольку у нас уже установилисьтоварищеские отношения, пусть все-таки ответит на мои письма и сообщит обуспехах.

Я написал это письмо, вложил в конверт и задумался. Боже тымой, мне стало страшно, что жизнь моя вдруг пойдет под откос! Боже ты мой, ачто, если в мире нет ничего, кроме этого распрекрасного распадка? Боже ты мой,а вдруг все, что было раньше в моей жизни, мне только снилось, пока я спалдвадцать семь лет на дне этого распадка, и вот сейчас я проснулся, и ковыряюего все это время уже третий раз, и ничего не нахожу, и так будет теперьвсегда? Вдруг это какой-нибудь астероид, затерянный в «одной из весьмаотдаленных галактик», и диаметр у него семьдесят три километра, а на семьдесятчетвертом километре вместо поселка Шлакоблоки пропасть, обрыв в черноекосмическое пространство? Такое было со мной впервые. Я испугался. Я не знал,что со мной происходит, и не мог написать адреса на конверте.

Я прильнул к нашему маленькому окошечку, размером сошкольную тетрадку, и увидел, что Ленька Базаревич все еще купается всеребристых снегах. Нагишом барахтается под луной, высовывает из снега своиголубые полные ноги. Ну и парень этот Базаревич, такой чудик! Он каждый деньэто проделывает и ходит по морозу без шапки и в одном только тонком китайскомсвитере. Он называет себя «моржом» и все время агитирует нас заняться этиммилым спортом. Он говорит, что во многих странах есть ассоциации «моржей», и переписываетсяс таким же, как и он сам, психом из Чехословакии. У них с этим чехом вроде быдружеское соревнование и обмен опытом. К примеру, тот пишет: «Дорогой советскийдруг! Вчера я прыгнул в прорубь и провел под водой полчаса. Выйдя из воды и какследует обледенев, я лег на снег и провел в нем час. Превратившись такимобразом в снежную бабу, я медленно покатился по берегу реки в сторонуБратиславы…» Конечно, получив такое письмо, наш Леня раздевается и бежит искатьпрорубь, чтобы дать чеху несколько очков вперед. Я сначала пугался, честно.Идешь в палатку, метель, пурга, и вдруг видишь: на снегу распростерто полное иволосатое тело.

Базаревич встал, потянулся, потер себе снегом уши и сталнадевать штаны. Я написал на конверте адрес: «Поселок Шлакоблоки. Высоковольтнаяулица, фибролитовый барак № 7, общежитие строителей, Кравченко Л.».

Если она не ответит мне и на это письмо, то все – вычеркнутогда ее из своей личной жизни. Дам ей понять, что на ней свет клином несошелся, что есть на свете город Краснодар, откуда я родом и куда я поеду летомв отпуск, и вовсе она не такой уж стопроцентный идеал, как воображает о себе,есть и у нее свои недостатки.

Вошел Базаревич и, увидев на табуретке конверт, спросил:

– Написал уже?

– Да, – сказал я, – поставил точки над «и».

Базаревич сел на свою койку и стал раздеваться. Он только иделал в свободное от работы время, что раздевался и одевался.

– Тонус потрясающий, Витька, – сказал он, массируясвои бицепсы. – Слушай, – сказал он, массируя мышцы брюшногопресса, – как хоть она, твоя Люся? Твоя знаменитая Люсь-Кравченко?

– Да как тебе сказать, – ответил я, – ростоммне вот так, метр шестьдесят пять, пожалуй…

– Хороший женский рост, – кивнул он.

– Ну, здесь вот так, – показал я, – и здесь впорядке. В общем, параметры подходящие…

– Ага, – кивнул он.

– Но и не без недостатков принцесса, – с вызовомсказал я.

Базаревич вздохнул.

– А карточки у тебя нет?

– Есть, – сказал я, волнуясь. – Хочешь,покажу?

Я вытащил чемодан и достал оттуда вырезку из районнойгазеты. Там был снимок, на котором Люся в украинском костюме танцевала средидругих девчат. И надпись гласила: «Славно трудятся и хорошо, культурно отдыхаютдевушки-строители. На снимке выступление хореографического кружка».

– Вот эта, – показал я, – вторая слева.

Базаревич долго смотрел на снимок и вздыхал.

– Дурак ты, Витька, – наконец сказал он, –все у нее в порядке. Никаких недостатков. Полный порядок.

Он лег спать, и я выключил свой фонарик и тоже лег. В окошкебыл виден кусочек неба и мерцающий склон сопки. Не знаю, может, мне в детствеснились такие подернутые хрустящим и сверкающим настом сопки, во всяком случае,гора показалась мне в этот момент мешком Деда Мороза. Я понял, что не усну,снова зажег фонарик и взял журнал. Я всегда беру с собой в экспедициюкакой-нибудь журнал и изучаю его от корки до корки. Прошлый раз это был журнал«Народная Румыния», а сейчас «Спортивные игры». В сотый раз, наверное, я читалстатьи, разглядывал фотографии и разбирал схемы атак на ворота противника.

«Поспешность… Ошибка… Гол!»

«Как самому сделать клюшку».

«Скоро в путь и вновь в США, в Колорадо-Спрингс…»