кого я встречал и скорее всего когда-либо встречу. Летный корпус обязан этому человеку куда большим, чем мы осознаем и думаем»[8]. За свои военные заслуги Баринг был удостоен ордена Британской империи и почетного звания подполковника ВВС.

В 1920-1930-х годах он активно занимался литературной деятельностью: написал книгу мемуаров о войне «В штабе Летного корпуса, 1914–1918» (Flying Corps Headquarters 1914–1918, вышла в 1920 году) и автобиографию «Кукольный спектакль памяти» (The Puppet Show of Memory, 1922), где немало места уделил своему «российскому периоду». Кроме того, он переводил Пушкина и Лермонтова, составлял антологии русской поэзии. Впрочем, наибольшую популярность ему в тот период принесли пьесы и романы, которые этот плодовитый автор публиковал с завидной регулярностью. О его литературном даровании в Британии отзываются по-разному, и даже диаметрально противоположно — некоторые авторы называют его «забытым гигантом английской литературы»[9], другие считают второразрядным писателем.

Бэринг имел обширные знакомства в литературных кругах, но его ближайшими друзьями были два таких же ревностных католика, как и он сам, — знаменитый писатель и философ Гилберт Кит Честертон и Хилэйр Беллок[10]. Последние годы жизни он уже не мог продолжать активную литературную деятельность из-за обострившейся болезни Паркинсона и вынужден был жить у друзей в Шотландии, в замке Бофорт. Там же он и скончался 14 декабря 1945 года.

Морис Бэринг относился к тому довольно редкому в Британии типу людей, которых его друг Г. К. Честертон в своих мемуарах назвал «англичанином-изгнанником, искупающим грехи англичанина-туриста». Честертон имел в виду «людей английской культуры, пылко и тихо преданных какой-нибудь из иноземных культур… Морис Бэринг именно так относится к России… они помогают Англии, не одной Европе, доказывая литовским историкам или португальским географам, что мы не только мошенничаем и кичимся, но толкуем Плутарха и переводим Рабле. Изгнанников этих очень мало, как и любых англичан, разбирающихся, что к чему, но они — закваска, и потому незаметны»[11]. Впрочем, в начале XX столетия такие «изгнанники», а точнее, эксперты-русофилы — помимо Бэринга, их наиболее видными представителями можно назвать публициста Стивена Грэхема, журналиста Гарольда Вильямса и историка Бернарда Пэрса, основателя первого в Британии Института российских исследований при Ливерпульском университете, — играли заметную роль в формировании британского общественного мнения и были «социально востребованы». Еще недавно, в конце XIX века, на отношение британцев к России накладывало отпечаток традиционное геополитическое соперничество двух стран на Востоке и, в частности, знаменитая «Большая игра» — борьба за влияние в Центральной Азии. Настрой в обществе был явно антироссийский — его образно выразил Редьярд Киплинг в известном стихотворении «Мировая с медведем» (1898), где рассказывается, как медведь, попав на мушку к охотнику, притворно вызвал у него жалость, а затем напал и искалечил. Бедняге только и остается, что предупреждать других: «Не заключайте мировой с Медведем, что ходит, как мы»[12]. Кого Киплинг называл Медведем — очевидно, как очевидно и то, что русские в этом стихотворении — «другие», похожие на европейцев только внешне («ходит, как мы»), и доверять им никак нельзя. А персонаж из романа того же Киплинга «Ким» говорит о Большой игре так: «Когда все умрут, тогда только кончится Большая Игра. Не раньше»[13]. Иными словами, Россия — вечная соперница Британии.

Однако в первые годы XX столетия ситуация начала меняться. «Большая игра» начала сходить на нет в условиях сближения двух стран перед лицом общей опасности со стороны нового международного конкурента — набирающей силу Германской империи. В 1907 году русско-британское соглашение завершило формирование Антанты — англо-франко-русского военно-политического блока, направленного против Германии. В новой обстановке у британцев пробудился интерес к России, оживились культурные контакты, о которых Бэринг тоже упоминает в авторском предисловии. И политическому руководству, и общественности требовалось больше знаний о новой союзнице, вокруг которой, как отмечает Бэринг (глава XI), в Англии «в прошлом было столько предрассудков, о которой рассказывалось столько небылиц». (Неслучайно именно в это время британская разведка начинает активно отправлять в Россию литераторов с задачей сбора информации — из них наибольшую известность приобрел Сомерсет Моэм[14].) Бэринг с разведкой связан, судя по всему, не был: его «роман» с Россией начался раньше британско-русского сближения и был обусловлен личными симпатиями, а не каким-либо «социальным заказом». Но в сложившихся условиях он считал самой актуальной своей задачей привлечь внимание к России.

В этом смысле книга «Что движет Россией» имеет особое значение, потому что она стала итоговым трудом Бэринга на русскую тему, в ней он делится всеми накопленными за десять с лишним лет мыслями и впечатлениями. Это не путевые заметки, не перепечатка газетных статей, а своеобразная смесь публицистического, научно-популярного и справочного труда: помимо своих наблюдений о русском характере, Бэринг кратко знакомит английского читателя с историей России, некоторыми классами и слоями общества (крестьянством, дворянством, интеллигенцией), структурой госаппарата, системой образования, правосудия, православной церковью. Впрочем, многие весьма важные аспекты жизни страны — это прежде всего экономика и вооруженные силы — он оставляет за скобками, ссылаясь на обширность темы для сравнительно небольшой книги или недостаточное знание предмета. Пожалуй, Бэринг здесь отчасти лукавит, ведь о российской государственной машине, судебной системе, православной церкви и образовании он дает весьма подробные и довольно точные сведения. Скорее всего, эти «скучные материи» попросту меньше интересовали гуманитария Бэринга. Равным образом он ничего не говорит и о современной внешней политике Российской империи: как мы помним, дипломатия тоже оказалась не его «коньком».

Начинает Бэринг с краткого очерка истории России, хотя и признает: «всякий раз, когда я открываю книгу, которая начинается с исторического экскурса, у меня возникает ощущение, что долг читателя — пропустить эту главу»[15]. Тем не менее, «ради обычного читателя», он проясняет «буквально несколько» исторических фактов, которые, по его мнению, «проливают свет на любую попытку объяснить любые аспекты русской жизни». Таким образом, книга Бэринга — отнюдь не учебник по русской истории: что-то он упрощает, где-то допускает неточности, а некоторые пассажи, призванные развеять заблуждения современников-британцев, отечественному читателю могут показаться удивительными. Так, он довольно пространно доказывает, что русские и татары — не одно и то же. В то же время основные черты исторического развития России он схватывает верно, и лейтмотивом всего «экскурса» является мысль, прямо противоположная тезису Киплинга, — Россия не чужда Европе, это не медведь, который только «ходит, как мы», а ее неотъемлемая часть. Более того, указывает Бэринг, Россия не раз оказывала последней важные «услуги». Так, ценой