солнцем и являются ярыми членами клуба садоводов.

— Мы знаем, знаем, — вздыхает мама, любовно махнув рукой в мою сторону, — но раз уж ни один из вас, мальчиков, не смог приехать навестить нас, то мы подумали, черт возьми, почему бы нам просто не пожаловать к вам.

— Из-за папиных легких, твоих коленей и того факта, что никто из вас не должен тащиться по снегу.

Папа закатывает глаза в ответ.

— Мы никогда не позволим такой мелочи, как снег, помешать нам увидеть обоих наших мальчиков.

— Кроме того, мы решили, что это действительно тяжелое Рождество для твоего брата, но особенное для тебя, поэтому не могли это пропустить! — Мама говорит быстрее, чем я успеваю ее остановить. — Итак, это она? Твоя невеста? Она будущая миссис Веллингтон?

Да’Ника склоняет голову в замешательстве.

— Будущая миссис Кто?

— Ага, — быстро киваю я, повторяя слова так, будто это чистая правда, а не продолжение сказанной мной лжи. — Невеста. Она. — Я неопределенно показываю головой в сторону подруги. — Будущая… миссис… Обручальное. Кольцо. Эм… — Я пытаюсь избавиться от того, что не могу связно составить предложение. — Это Да’Ника. Да’Ника, это Агата и Уолтер, мои родители.

Несмотря на ее замешательство, она хрипит:

— Здравствуйте?

— Привет! Привет! Привет! — Мама поет и обхватывает руками талию Да’Ники. — Так приятно, наконец, познакомиться с тобой!

Да’Ника стреляет в меня взглядом, в котором читается близость моей скорой смерти, и я быстро отдираю маму от нее, к которой та словно приклеилась.

— Мама, папа, — начинаю я, — думаю, вы пришли вместе со Спарроу и Ореном, которые, вероятно, сейчас как на иголках и ждут, пока вы присоединитесь к ним у одной из стоек с печеньем, так почему бы вам не вернуться к ним, а потом мы все вместе наверстаем упущенное.

Как только мама оказывается рядом с отцом, дуясь, я выдавливаю широкую ухмылку.

— Договорились?

— Хорошо.

Ее большие голубые глаза, которые мы со Спарроу унаследовали, вперились в мою подругу.

— Хотела сказать тебе, что ты симпатичнее, чем я думала.

— Ой, — сладко воркует Да’Ника в ответ. — Спасибо.

Она радостно кивает, хлопает меня по груди и проталкивается мимо нас к дверям, через которые мы должны вместе выйти.

Как только мы снова остаемся в пустом коридоре одни, я ворчу:

— Я не знаю, как, черт возьми, оценить ее последние слова. — Наши глаза встречаются. — Моя мама только что сказала, что у меня ужасный вкус на цыпочек?

— Она права.

— Нет.

— У тебя определено плохой вкус.

— Я…

— Была Морин, девушка-лесоруб, чье имя определенно единственное, что есть в ней от женщины. Помнишь маленькую бородку, которой она гордилась?

На моем лице появляется небольшая гримаса.

— Также была Тоня, водитель грузовика с монобровью и зарослями из восьмидесятых, с которой ты переспал в туалете той закусочной, находящейся прямо на окраине города.

Я сжал губы вместе.

— И не забудь Син, ту девчонку, с которой ты познакомился в интернете, и к которой ехал на встречу больше часа в город, где она живет, только затем, чтобы узнать, что она использовала фото двойника своей сестры Кристины Апплгейт, чтобы заманить тебя туда, и действительно выглядела как кудрявая, волосатая лесбиянка из «Работающих мам» с неудачно сделанной грудью.

Ага, это было до того, как я, блядь, отказался от попытки «вырваться из своей скорлупы».

И смирился с тем, что у меня никогда не будет того, что и у родителей.

Что было у Спарроу.

Работа станет моей женой, а записи хоккейных матчей — любовницей.

— Теперь мы можем перемотать эти ошибки и вернуться к маленькому моменту крошки Тима?[3] Я имею в виду… Мне просто нужно знать, у тебя инсульт, вызванный нафталиновым париком или у меня? Потому что, кажется, ты только что сказал родителям, что мы обручены.

— Ага.

— Но… мы не обручены.

— Разве мы не можем притвориться?

Выражение недоумения обратно возвращается на ее лицо.

— Слушай… я… был не в настроении выслушивать очередные ворчания о том, что снова один в Рождество, или о том, что у детей Милли есть дети, и они не могут дождаться, когда я подарю им внуков. Мне просто хотелось хотя бы один год, вместо того чтобы слушать речи «когда ты, наконец, остепенишься», съесть свою рождественскую ветчину в спокойствии… или смотря фильм «Кошмар перед Рождеством». Никто никогда не будет слишком старым для этого.

— Верно.

— Я сказал им, что не смогу приехать на Рождество, потому что планирую сделать предложение своей девушке за несколько дней до торжества и хотел провести наше первое Рождество вдвоем здесь, в месте, где все ему посвящено. И поклялся, что уберу их со своего пути, а не заставлю их сесть на первый же рейс сюда, чтобы остаться в моем доме, потому что они всегда там останавливаются, когда бывают в городе.

Да’Ника медленно качает головой, помпон на ее шапке болтается из стороны в сторону.

— Итак… ты соврал.

— Что-то вроде маленькой безобидной лжи.

Она тут же качает головой, возражая.

— Хорошая ложь, у которой большой, красный нос Рудольфа[4].

— Ты же знаешь, что за это дерьмо, в чулке увидишь уголь вместо подарка.[5]

Я не могу не присоединиться к ее тихому смеху.

— Поможешь мне выпутаться?

Ее медово-коричневые брови, так подходящие к цвету ее волос, вопросительно поднимаются.

— Это всего на несколько дней. Всего пара появлений на публике. Я расскажу им, что ничего не вышло, когда они вернутся во Флориду, купят новых садовых гномов и будут счастливы снова оказаться в жаре. Обещаю.

Молчание длится дольше, чем мне бы хотелось, прежде чем она поднимает руки в воздух.

— Уф. Хорошо.

Я немедленно вскидываю руку в победном жесте.

— Но это будет не бесплатно.

— Чего ты хочешь?

— Потому что я хорошая подруга…

— Великолепная подруга.

— Все, что я прошу, так это бесплатный кофе из твоего магазина в течение следующего года?

— Всего следующего года?

— Это всего лишь триста шестьдесят чашек, с учетом того, что я буду их пить каждый день, но если пропущу один, то могу перенести его на следующий или получить два кофе одновременно — таким образом, моя чашка кофе, заработанная трудом, не пропадет зря. Я могу отдать его Пэмми, угостив ее на работе, или, может быть, иногда Сьюзи, хотя она любит только чай с латте, а это не мой любимый напиток.

— Почему мне кажется, что ты просто ждала повода, чтобы заключить эту сделку?

— Потому что кофе — дорогая привычка, и ты не хуже меня знаешь, что в твоем магазине хоть он и вкусный, но стоит больших денег.