высоким. Марго смешно семенила крохотными ножками, он же, широко шагая, смеялся, запрокинув голову.

Так они шагали с первого курса. На пары, с пар, на вечеринки. Утром, вечером, в разгар ночи. В вагонах метро, торговых центрах, заброшенных зданиях, аудиториях. Их дружба – это нелепый променад, где никто не хотел никому уступать.

Родная и теплая, проверенная, известная наизусть, даже какая-то надоедливая дружба. Такая сильная и долгая, что все их принимали за брата и сестру. Но, к сожалению, ни разу – за парня и девушку.

– Нам нужно поговорить всем «Мясом», – вдруг заявила Марго излишне серьезно, таким тоном, словно кто-то умер или умирать собирается. Глеб только вздернул бровь и пожал плечами. – Прямо сейчас.

– Все разъехались. – Он проверил телефон. Несколько сообщений в директ. Реакции, вопросы на его загадочную сторис про интервью. Информационный шум его реальности.

Марго молча вызвала такси, дождалась машины, пока Глеб все продолжал копаться в чужих мнениях по поводу себя. Он немного покачивался, и ей оставалось только гадать, сколько он выпил на самом деле. Откровенно говоря, Марго видела Глеба пьяным чаще, чем трезвым. Бутылка пива после работы, виски в середине дня. Алкоголь превращался для него в бомбу замедленного действия – никогда нельзя было понять, в адеквате Глеб или нет.

Они сели в такси, Глеб откинулся на заднее сиденье. Шея у него была массивная, длинная, с острым кадыком. Как сказала одна из его последних «зазноб», такую шею быстро устанешь целовать, поэтому ее больше хочется свернуть.

В такие моменты, как сейчас, во время вот таких тихих поездок в такси, он будто впадал в самого себя. Выглядел максимально отстраненным, будто на грани какого-то сна, и абсолютно заблокированным для реальности. Марго хмуро поглядывала на него через зеркало заднего вида. В последнее время разговоры между ними совершенно не клеились. Оставалось только надеяться на лучшего друга Глеба, к которому они и ехали.

Бывший хлебозавод стал креативным кластером всего несколько лет назад, но первый росток хипстеров и андеграунда проклюнулся у Севы в автомастерской.

Несколько лет назад она чуть не исчезла вместе с прежним владельцем, отцом Севы. Никто из работников не хотел здесь оставаться из-за гнетущих воспоминаний, а у семьи не было ни возможностей, ни денег, чтобы начать все заново. Простая автомастерская стала неким мавзолеем, всего лишь напоминанием о существовании родного человека.

Сделать из автомастерской персональное логово было идеей Глеба. Это он вместе с Севой сбегал с пар, расчищал мусор, вытирал горы пыли и безжалостно выбрасывал все, что напоминало о смерти. Это они научились отгонять скорбь разговорами, смехом и тяжелой работой. Перекрашивали стены несколько раз, лишь бы не опускать руки. Бесконечные перестановки, уборки – они не знали, что конкретно хотели сделать из автомастерской, поэтому просто делали что-то.

Спустя два года мастерская стала находить свою суть. Сева перевозил сюда свои многочисленные хобби: мини-пивоварню, станок для резьбы по дереву, даже гончарный круг. Хобби могли устаревать, вещи – выкидываться. Глеб привез маленький забитый пивом холодильник и диван из «Икеи». Сева вернулся из путешествия по Скандинавии и привез с собой стопку журналов, кучу фотографий и новое увлечение: декорирование. Автомастерская стала перерождаться. Сева хотел воссоздать свои воспоминания о Швеции, но потом началось «Мясо».

Автомастерская стала «лабораторией» тусовки. Вместо детских фото Севы с папой, снимков с поездок на рыбалку и запечатленных мгновений дней в машинном масле появились первые студенческие фото с вечеринок, затем – полароидные снимки с тусовок, а потом уже – билеты и мерч от крупных брендов. Запчасти сменились разобранными колонками, гирляндами, сломанными светофорами. И даже ретроавтомобиль отца, который тот так и не собрал, превратился в барную стойку – визитную карточку вечеринки «Мясо». Из музея имени его отца мастерская превратилась в музей Севы и Глеба.

Сева встретил их на пороге в кардигане, натянутом на серую майку, и трениках. Длинные каштановые волосы собраны в пучок, борода растрепана. Глеба всегда поражало, как Сева преобразился благодаря образу сурового викинга. Без бороды и волос его лицо всегда казалось бледным, впалым и каким-то слишком топорным, прямо неприятным.

Они размашисто скрепили руки с характерным хлопком. Так Глеб и Сева делали с первого класса, пародируя взрослых, и не заметив, что сами стали почти взрослыми.

Сева коротко кивнул Марго, открыл им дверь в мастерскую, в теплый от обогревателя воздух. Леша Муть сидел на полу, разбирая какую-то колонку, – словно ребенок играл в кубики.

– Ой, ребзя, че-как? Че такие понурые? – придурковато протянул он.

Глеб рассмеялся, каким-то отцовским движением потрепал Лешу по волосам и рухнул на кресло, Марго с Севой остались стоять.

– Как дела, Муть?

– Да супер, Глеб-Фадей, все как обычно. Вот со звуком ковыряемся, в Питер думаю мотнуться туда-сюда, отыграть по доброте душевной пару сетов, повидаться и так далее. Леша Муть выглядел как человек, у которого по жизни была только одна проблема: у него на ноутбуке не осталось свободного места, чтобы клеить новые стикеры. Два года назад тусовка «Мясо» ездила в Питер для коллаборации с финской водкой. Они устраивали серию масштабных вечеринок и полным составом приехали покорять Северную столицу. Через пару часов после прибытия Глеб уже сцепился в баре с их основным диджеем. Они набили друг другу морды, устроили скандал, и в итоге диджей, который работал с ними первые два года, с криком и проклятиями ушел, заблокировав все контакты и смачно послав каждого. Из-за чего они поссорились с Глебом, уже никто не помнил, а вот панику из-за того, что у них послезавтра вечеринка на две тысячи человек по заказу крупного бренда и с серьезным контрактом, а диджея нет, запомнили надолго. Первой очухалась Марго. Она взяла Севу и Глеба за руки и повела на Думскую.

Среди смрада и вечеринок они нашли его, их тусовочного ангела, менеджера по вайбу, Лешу Муть. Высоченный и худой, типаж фигуры – «макаронина». Отросшие волнистые волосы, одежда из секондов. Он выглядел так, словно сбежал с канала «Никелодеон», словно вот-вот достанет вейп. Очаровательный дурачок играл такое техно, что людей размазывало по стенке, а толпа устраивала слем.

Это была любовь с первого взгляда. Леша Муть оказался Моцартом в мире рейверов.

Вечеринки прошли даже лучше, чем планировалось, и, когда их питерский сезон закончился, ребята поняли, что Лешу нельзя отпускать. Леша и сам не хотел. Он по характеру был щенком-щенком и, в отличие от остальных, не воспринимал «Мясо» как работу. Он сразу понимал, что к чему. «Мясо» было семьей.

– Чего, когда следующая тусовка? Уже второй месяц тишина, – поинтересовался