— Плывем, плывем! — хором ответили русалки, утирая слезы.

Сверкнули серебряные хвосты, ударили по воде, и опустела река. Двинулись русалки к маленькой деревеньке.

А домовенок и не знает, что русалки уже в пути. Пригорюнился, опечалился, сидит на берегу, ножки свесил, воду трогает.

— Кто русалок звал? Кому мы понадобились? — послышались из реки печальные тоненькие голоса.

Смотрит Кузя и глазам своим не верит — плещутся в речке хвостатые русалки, к берегу подплывают.

— Я! — громко закричал Кузька. Даже подпрыгнул от радости, да как поскользнется!

Плюхнулся Кузя в воду, а плавать-то не умеет. Испугался, закричал еще громче, но сундучок из рук не выпустил. Подхватили его русалки, усадили к себе на спину, склонили над ним головы.

— Кто тут?

— Кузя! — хоть и мокрый был домовенок, а узнали его русалки. — Домовенок!

Очухался Кузька, чихнул, тряхнул головой так, что брызги во все стороны полетели.

— Русалочки? Вы что такие невеселые? Что в лесу случилось? — спрашивает Кузька.

Молчат русалки, ничего не отвечают. Они и сами не знают, что приключилось. Только одна, самая маленькая русалочка, ответила Кузе:

— Горе в лесу, а что случилось, никто и не знает. У всех руки опускаются, за порядком никто не следит. Только плачут все, охают да вздыхают.

Сник Кузька. Уж если вездесущие русалки не знают, что случилось, значит, серьезное дело.

— Надо разобраться, что там случилось, — бормочет Кузька.

— Надо, надо, — вторят ему русалки, а сами не двигаются.

— Так чего вы не шевелитесь? — прикрикнул на них Кузька.

С ними, русалками, иногда так приходится. А то как начнут хором балаболить, каждая свое, про все на свете забудешь. Потом и не вспомнишь, что хотел сделать.

— Держись, Кузя! — маленькая русалочка тряхнула длинными кудрями.

Вцепился в них Кузька, и в тот же миг русалки пустились в путь.

Быстро плывут русалки, во все стороны брызги летят, волны поднимаются. Кузька зажмурился, голову от зеленых волос оторвать боится.

Чувствует Кузька: что-то не так. Посмотрел одним глазком — а русалки уже в лесу. Остановились под зелеными ивами, про Кузьку забыли. Посмотрел домовенок, что маленькая русалочка прямо возле берега остановилась, осмелел да и спрыгнул на землю.

Поблагодарил Кузя русалок и стал осматриваться. Тихо было в лесу, сыро и мрачно. Лешие за порядком не следят: валежник неубранный лежит, ягода не спеет, цветы не распускаются, лист не разворачивается. Вздыхают лешие. Охают, ахают так, что листья на деревьях дрожат.

Загрустили русалки. Не качаются на ветвях деревьев, не поют песен, не водят хороводов. Уселись в кружок и ревом ревут. Только затихнут русалочки, начнут успокаиваться, как заверещат кикиморы болотные. Услышат русалки вопли с болота, и снова в плач.

Даже грозный батюшка Водяной приуныл, нос свой мокрый повесил. Слезы из глаз текут, по косматой бороде градом катятся.

Да и зверье все словно сонное ходит. Никто ни за кем не охотится, нор не роет. Птицы тоже будто призадумались — песен не поют, гнезд не вьют, птенцов не выводят.

А на пенечке под деревом сидит маленький леший. Кузька обрадовался — как же, друга встретил! Да только сразу видно — грустно Лешику, невесело на душе. Значит, и до лешонка беда добралась.

Увидел Лешик домовенка, обрадовался.

— Кузька! Как ты сюда попал? — лешонок встал с пенечка, вытер зеленое личико.

— Русалки помогли. Услышал я, что в лесу беда приключилось, только никто не знает какая.

— Беда и вправду приключилась, — вздохнул Лешик. — И хотя известно мне, что в лесу произошло, да не знаю я, чем делу помочь.

— Расскажи, что стряслось, — попросил Кузька. — Может, вместе что придумаем?

Лешик снова уселся на пенечек, усадил домовенка и рассказал ему такую историю.

Сидел как-то Лешик на пенечке, слушал соловьиную песню. Вдруг смотрит — по узкой тропинке, кабанами протоптанной, идет кто-то вразвалочку. Человек — не человек, зверь — не зверь, словом, нежить, в черное платье одетая.

Разгребал он рукою, в черную рукавицу одетую, листья опавшие и доставал яркие самоцветы, простому глазу невидные. Это ворожил-колдовал, радость по миру собирал страшный злыдень, волшебник Бубуня.

Занимался он своими делами недобрыми и под нос себе напевал песенку:

Зашумел вековой лес, заволновался. Вышел на тропинку к Бубуне на встречу самый главный, старый Леший.

— Это кто тут в лесу безобразие творит, сей же час отвечай! — сказал Леший, грозно на Бубуню замахиваясь.

Но не испугался Бубуня ничуточки.

— Эх ты, трухлявый пень! Ты со мной, с Бубуней великим, не связывайся. Я одной рукой тебя подниму, а другой в дальний лес закину. К черному колдовскому болоту, где только пиявки и водятся! — прорычал он. — Лучше отдавай-ка ты мне, старый лешак, свою радость!

С этими словами вцепился Бубуня своей лапищей, в рукавицу одетую, в зеленую лешью бороду да как дернет!

Вскрикнул старый Леший от неожиданности. Тут-то вся радость из него и вылетела.

Осторожно, стараясь не смотреть на дивное диво, собрал Бубуня радость да сунул в заплечный мешок. А потом пошел себе дальше и даже не обернулся.

Леший покряхтел-покряхтел, встал и поплелся в чащу. Муторно и тоскливо стало Лешему. Расхотелось ему всяким делом заниматься.

А Бубуня собрал в лесу всю радость. У леших ее отнял, у зверья всякого, даже у малой козявочки.

Хотел сперва помешать негоднику, да вовремя остановился. Уж если самый главный Леший не смог с ним справиться, то куда ему, маленькому Лешику!

Кузька выслушал рассказ Лешика и обомлел.

— Нет, не годится так, надо лес спасать! — домовенок даже с пенечка соскочил. — Сегодня Бубуня в лесу промышлял, а где завтра будет? Так ведь на всей земле радости не останется!