— А еще заказать военный оркестр, — поддакнула я иотключилась.

На душе стало спокойнее, еще немного побродив по квартире, ярешила удивить мужа и испечь торт. Достала поваренную книгу и углубилась визучение рецептов. Вскоре стало ясно, торт мне не по силам, и я остановилась напеченье по-домашнему. Кулинария никогда не была моим хобби, и времени япотратила предостаточно. Когда наконец печенье оказалось в духовке, я перевелавзгляд на часы, а потом на телефон. Глебу уже давно было пора позвонить.

Я почувствовала что-то вроде укола в сердце и схватилатрубку. Глеб не ответил. “Ну и что? — пробовала я рассуждатьздраво. — Он мог его выключить или забыл подзарядить, и батарейки сели…”Но беспокойство не проходило, напротив, усиливалось с каждой минутой. Я замерлавозле окна, ожидая, когда во дворе появится темно-зеленый “Шевроле” мужа. То идело набирала номер телефона, с каждым разом испытывая все большее отчаяние. Ивдруг заревела. Не помню, когда я плакала в последний раз. Я и в детстве незлоупотребляла этим. Слезы катились по щекам, а я, вцепившись в трубку,шептала: “Господи, ну пожалуйста…” — ожидая в любой момент увидеть машину Глебаи выругать себя за дурацкую истерику.

Зуммер плиты заставил меня вздрогнуть. Я испуганнооглянулась, успев к тому времени забыть о печенье. Выключила духовку и вновьуставилась в окно. Со страхом перевела взгляд на часы. Три часа двадцать минут.Еще один звонок остался без ответа. Он мог заехать в магазин за цветами… “Глеб,немедленно, слышишь, немедленно ответь мне”. — “Телефон отключен илинаходится в зоне недосягаемости”, — в который раз повторил оператор. “Яубью его, я убью его… только бы он вернулся”. Четыре часа. Что с ним моглослучиться? Может, машина сломалась или какая-то непредвиденная задержка и он непозвонил?

Ждать у окна больше не было сил. Я с трудом отыскала ключиот машины, в досаде вытряхнув содержимое сумки на пол, и бросилась к своему“Фольксвагену”, стоявшему во дворе. Проверила, включен ли мой телефон. Когда мывстретимся, я буду чувствовать себя идиоткой. Ну и пусть, лишь бы встретиться.

На первом же светофоре я пролетела на красный, на счастье,бдительных граждан в форме поблизости не оказалось. “Так нельзя”, — попыталасья себя урезонить и поехала медленнее.

Город остался позади. Вот и указатель на Ярцево. Я свернулас автострады, здесь дорога была узкой, в жутких колдобинах. Как обычно, повесне заниматься ремонтом никто не спешил. Вот колокольня ярцевской церкви,поворот… Ни одной машины не попалось навстречу. А если у Глеба сломалсятелефон? Разве такого не бывает? Может, он уже дома? Я набрала номер квартиры.Автоответчик моим голосом сообщил, что никого нет дома.

— Глеб, позвони мне, — попросила я и отключилась.

И вот тогда увидела машину “Скорой помощи”, она,стремительно сокращая расстояние, неслась мне навстречу, мы поравнялись навыезде из Ярцева. Наверное, уже в ту самую минуту я и поняла, что произошло,прижалась к обочине, пытаясь справиться с дыханием, потом заставила себя ехатьдальше. За Ярцевом начинались места малообжитые — на ближайшие семьдесяткилометров ни одного населенного пункта вдоль дороги. Лес сплошной стеной,ближе к озеру луга. Еще один поворот. Впереди на дороге, возле обочины, стояли красные“Жигули”, мужчина и женщина испуганно жались к своей машине. Я резкозатормозила.

Сначала я мало что поняла. Кроме красных “Жигулей”, надороге больше не было никакого транспорта, потом внимание мое привлек указатель“Опасный поворот”, опрокинутый на асфальт, а метрах в сорока от дороги в поледогорало то, что недавно было машиной. Искореженная груда железа, только номер,как будто в насмешку, выглядел вполне различимым. 320. Рядом стоял милицейский“газик”, и несколько мужчин топтались по соседству. У меня хватило сил выйти измашины.

— Где он? — пролепетала я, но никто не обращал наменя внимания, женщина продолжала испуганно жаться к “Жигулям”, а мужчинупозвал милиционер, и они вдвоем устремились к дымящемуся остову машины.

— Я его вытащить не мог, — вроде бы сказал он.

Не помню, когда пошел дождь, в ту самую минуту, когда я этоуслышала, или гораздо раньше, я ничего не замечала вокруг. Я бежала к“Шевроле”, увязая в земле, и дождь хлестал по лицу, я потеряла туфлю изаплакала, а потом увидела милиционера, он поддерживал меня под локти, безконца повторяя:

— Успокойтесь… Я ответила:

— Там мой муж…

— Там никого нет, — ответил милиционер. Мнепоказалось, он бредит.

— Там мой муж! — заорала я, надеясь, что упаду вобморок и это все как-нибудь прекратится.

— Его увезли. Здесь никого нет. Успокойтесь. Володя,вызови “Скорую”, женщине плохо.

— Он жив? — пробормотала я, цепляясь за чью-торуку и не слыша ответа. — Жив, — твердила я себе, а вокругмолчали. — Где он? Куда его увезли? Да что вы молчите? Помогите же мне…где он?

Следующие несколько часов я помнила крайне смутно, постояннобалансируя на грани сознания. Должно быть, это и спасло меня от сумасшествия, впротивном случае пережить то время было бы мне не под силу. Первое отчетливоевоспоминание: я сижу в коридоре больницы, вокруг какие-то люди, им нет до менядела, и слава богу. Я забилась в угол, кутаюсь в кофту, пытаясь согреться.Нелепая оранжевая кофта, откуда она взялась? Меня бьет озноб, я стискиваю зубы,таращась на дверь прямо напротив. Вдруг она открывается, высокий мужчина вбелом выходит мне навстречу, сосредоточенно хмуря лоб и избегая моего взгляда.

— Это вы Шабалина? — спросил он строго, я не моглаответить и молча кивнула, поднявшись. Он сунул руки в карманы халата ипротянул:

— Да-а-а… — Я ждала, секунды начали свой отсчет, времясделалось физически ощутимым, давило на плечи, заставляя подгибаться колени.Мужчина шагнул ко мне, подхватил под руки. — Сядьте. Вам плохо?

— Где он? — прошептала я, пытаясь поймать еговзгляд. Он упорно отводил глаза, нелепо пожал плечами. Нелепо, потому что намой вопрос должен быть ответ, а не это пожатие плеч… — Где он? —задыхаясь, спросила я, голова кружилась, подступала тошнота, я боялась, чтоменя вырвет прямо здесь, в этом сером унылом коридоре, пропитанном запахомлекарств и безнадежностью. — Послушайте, — я схватила его за руку,стиснула ее, должно быть, причиняя ему боль, потому что он недовольнопоморщился, — у нас есть деньги… Все что угодно… Только ради бога…

— Вам не сказали? — кашлянув, спросил он ипопытался вырвать руку, я уцепилась за нее, как за последнюю надежду.

— Простите меня, — горячо зашептала я, —простите… Я сама не знаю, что говорю… я люблю его… мы женаты одиннадцатьмесяцев, да поймите вы…