Что за чушь — у Глеба больное сердце? Он перенес операцию?Да это просто смешно. Какая, к черту, операция. Человек с больным сердцемизбегает нагрузок. Глеб отличался отменным здоровьем, несколько часов в неделюпроводил в тренажерном зале, а еще занимался подводным плаванием. Он легкосажал меня к себе на плечи и носился по пляжу, при этом не особенно задыхаясь.Разве такое возможно после операции? Чепуха… Все это подтверждает мои сомнения.К черту несчастный случай! Глеба убили… А канистра в салоне? Моему мужу вголову бы такое не пришло. Во-первых, он помешан на чистоте, во-вторых, всегдаостро реагировал на запахи. Не помню, чтобы он когда-нибудь прихватывалканистру в салон.

Я села в машину и, не успев прикрыть дверь, набрала номертелефона.

— Слушаю. — Голос звучал завораживающе, чутьхрипловато.

— Это я…

— Черт возьми, что у тебя с телефоном? Я пытался тебедозвониться…

— Извини, забыла включить.

— Где ты? Надо встретиться.

— Я только что из милиции. Ты сможешь подъехать кскверу возле собора?

— Конечно. Буду там через десять минут. Я положилателефон на соседнее кресло и завела машину.

На дорогу я потратила гораздо больше десяти минут. Выезд спроспекта был перекрыт, пришлось добираться через мост. Когда я притормозилавозле ограды сквера, Федор уже ждал меня, прогуливаясь по ближайшей аллее. Ябросилась к нему. Высокий, в длинном темном пальто нараспашку, с суровосведенными у переносицы бровями, он выглядел хмурым и даже недовольным, но,несмотря на это, был фантастически красив.

Яркий блондин, со стального цвета глазами и смуглой кожей.Что может быть привлекательнее для огромного числа женщин?

— Здравствуй, — пробормотала я, подходя ближе. Онтерпеливо ждал, сунув руки в карманы пальто.

— Черт возьми, ты же мне обещала, ты клялась, что это впоследний раз… Какого дьявола… Я едва не свихнулся, когда узнал. Почему тыничего не сказала? — Я обняла его за шею и уткнулась носом в грудь. Снекоторой неохотой он поднял руку и погладил мое плечо. — Успокойся.

— Ты ничего не понял, — тихо сказала я. — Яего люблю. Я люблю его.

— Я это слышал много раз, — отстраняясь, ответилон, невольно поморщившись.

— Я люблю его…

— Хорошо, хорошо. Я не силен в психологии, как тызнаешь. Но ты мне обещала…

— Ты с ума сошел, — резко сказала я. — Тыничего не понял. — Слезы брызнули из моих глаз, я развернулась и бросиласьк машине, Федор догнал меня, схватил за плечи и рывком прижал к себе.

— Прости… так, значит… бедная моя девочка…

— Я не знаю, как мне жить, Феденька, — зашепталая, давясь слезами. — Я не хочу жить. Я так люблю его… это никогда некончится…

— Успокойся. Пойдем сядем, вон там скамейка. Я узналтолько сегодня, два часа назад. Почему ты не позвонила?

— Не знаю. Я сама не своя. Федя, что делать?

— О господи, — вздохнул он, — ну что тутсделаешь? Только надеяться, что боль пройдет. Ты же сама отлично знаешь, всекогда-нибудь проходит.

— Это несправедливо, — прошептала я, — ведь ятак люблю его . — Федор отвернулся, а я схватила его за руку. —Почему ты молчишь? Ты ведь думаешь, я это заслужила? Ты ведь так думаешь?

— Совершенно не важно, что я думаю. Важно, что я люблютебя. И мне больно видеть, как ты страдаешь. И больно вдвойне, оттого что я незнаю, как тебе помочь.

— Тут ничем не поможешь, — вздохнула я. Он обнялменя и поцеловал в висок.

— Что в милиции? — спросил он минут через пять,когда я перестала всхлипывать и понемногу успокоилась.

— Ничего. Несчастный случай.

— Ты говоришь это таким тоном, точно тебя это неустраивает.

— Я не верю в несчастный случай.

— Что? — Глаза его полыхнули гневом. — Уж нехочешь ли ты сказать…

— Мне это даже в голову не пришло.

— Надеюсь, — усмехнулся он. — Должен тебезаметить, мне очень не нравится происходящее. Ты ничего от меня не скрываешь?

— Конечно, нет. — Он вглядывался в мое лицо, точносомневаясь. Это вывело меня из терпения. — Какого черта ты так смотришь наменя? Ты что, мне не веришь?

— Я уже сказал, мне очень не нравится происходящее Имне невыносимо думать, что ты обманываешь меня.

— Не говори глупостей. Я клянусь.

— Твоим клятвам грош цена, и ты это знаешь не хужеменя.

— Замолчи…

— Разумеется. Ты не терпишь, когда я говорю об этом.Сколько раз ты меня обманывала?

— Замолчи, — повторила я, — сейчас совсемдругое. Я сказала тебе правду, я сразу сказала тебе правду, как только онприехал сюда. Я его любила и сейчас люблю, и ничего с этим не поделаешь.

— Хорошо. Допустим, ты права, а я нет. Но происходящеемне по-прежнему не нравится. Эта авария выглядит очень подозрительно.

— Мне сказали, что он умер от сердечного приступа Чушьсобачья, — вытирая нос платком, тихо сказала я — Глеба убили Я уверена вэтом.

— Ты уверена?

— Да Сколько раз повторять? Я нашла в его столе письмоОчень похоже на шантаж.

— Постой, кому это надо?

— Понятия не имею. Мне вот что пришло в голову я ведьничего о нем не знаю Совсем ничего. У меня даже нет его фотографии…

— Ну, это неудивительно, — хмыкнул Федор, но тутже нахмурился. — Значит, что-то из его прежней жизни?

— Он намекал на какие-то проблемы…

— Похоже на правду, — немного помолчав, вздохнулФедор. — Не хотел тебя пугать раньше времени… Видишь ли, сегодня япереговорил кое с кем… Версия о несчастном случае сомнений не вызывает, однакокое-какие странности и меня насторожили. Допустим, машину отшвырнуло в сторону…О господи, я спятил, что говорю тебе это…

— Продолжай, — потребовала я.

— В общем, если коротко, подозрительно выглядит сампострадавший. Этот бензин в салоне и то, что труп в таком состоянии, дажеопознать его практически невозможно. Отпечатки пальцев отсутствуют, а зубы быливыбиты, когда он ударился о руль… Что ты на это скажешь?