«Беки права,— сказала я себе, махая отъезжавшейподружке.— Я должна его отыскать!»

—Я к Александру. Надолго не задержусь,— крикнулая маме, которая сидела в гостиной, увлеченно разглядывая рекламный каталог.

По моим жилам пробежала вспышка электричества, котороеотключилось, когда исчез мой парень-гот. Я схватила плащ и побежала к особняку,чтобы искать любые улики, способные натолкнуть меня на местонахождениеАлександра. Я не могла допустить, чтобы мой любимый исчез, не оставив ниточки,за которую зацепилось бы мое Бюро расследований, по сравнению с которым НэнсиДрю[2] мало что значила.

Хотя стать вампиром было моей давнишней мечтой, но ярастерялась, столкнувшись с этой перспективой в реальности. Александр ужесделал то, что делают все великие вампиры,— он преобразил меня. Ятосковала о нем каждую минуту, жаждала его улыбки и мечтала о егоприкосновениях. Но неужели мне и в самом деле необходимо реальноперевоплотиться, чтобы стать настоящей подругой вампира? Смогу ли я провестивсю свою жизнь в еще большем отчуждении от всех, чем то, которое я испытывала,будучи изгоем-готом? Уверенности в этом у меня не было, но все равно мнеобязательно нужно было дать ему знать, что я люблю его, кем бы он ни был.

Всю свою жизнь я выказывала бунтарское пристрастие к ночнойи темной стороне бытия, чем возмущала весь наш скучный, заурядный Занудвилль.Надо мной насмехались пижоны вроде Тревора Митчелла, дразнили и изводилиодноклассники, учителя смотрели на меня как на циркового уродца. Единственноймоей подругой была Беки, но у нас никогда не было общих интересов в музыке илимоде, да и наши характеры были полярно противоположны.

Когда Александр Стерлинг поселился в особняке наБенсон-хилл, я в первый раз в жизни почувствовала, что не одинока. Меня тянулок нему еще до того, как я познакомилась с ним, когда увидела его на темнойдороге. Стоило фарам Беки выхватить из тьмы его бледное потрясающее лицо, и уменя захватило дух. Потом, когда он застал меня в особняке, я снова увидела егои испытала чувство, которого никогда раньше не знала. Мне стало ясно, что ядолжна быть с ним.

Бледный гот не только носил черный прикид и армейскиеботинки, как и я, но, как выяснилось, когда мы стали встречаться, и музыкулюбил ту же. Оказалось, что у нас не только сходные вкусы. Гораздо важнее былото, что у нас одинаковые желания и мечты. Александр понимал, что такоеодиночество, изоляция, непохожесть. Он не понаслышке знал, каково это, когда отебе судят по тому, что ты носишь и как ты выглядишь, по тому, что ты учишьсядома и не ходишь в школу, выражаешь себя с помощью кисти и красок, а нефутбольного мяча.

Оказавшись с ним, я наконец обрела не только внимание, но ипонимание. Он не судил, не насмехался и не дразнил меня за то, как я выгляжу,принимал меня такой, какая я есть, оценил мою душу. Когда Александр исчезнеизвестно куда, я почувствовала себя более одинокой, чем до встречи с ним.

Благодаря тому, что кирпич придерживал окно приоткрытым, япробралась в подвал особняка. Полная луна освещала зеркала, накрытые белымипростынями, небрежно сложенные картонные коробки и журнальный столик в формегроба. Сердце мое упало, когда я снова увидела, что исчезли ящики, наполненныеземлей.

В прошлый раз, когда я без всякого разрешения обыскивалаособняк, меня воодушевляла надежда на пугающие открытия. Тогда мне попались наглаза ящики с надписью «Грунт» и маркировкой румынской таможни. Я обнаружиладревнее фамильное древо, включавшее имя Александра, без дат рождения илисмерти. Теперь меня пугало другое, то, чего я, может быть, не найду.

Наверху исчезли портреты, украшавшие стены. Я прошла покоридору на кухню и обнаружила практически пустой холодильник. Однако старинныйфарфор и оловянные кубки по-прежнему стояли в застекленных шкафах, а на черномгранитном выступе я заметила незажженную свечу и коробку спичек. При ее свете ябродила по пустым коридорам, и широкие половицы поскрипывали под моими ногамитак, как будто одинокий особняк плакал.

В гостиную сквозь щели в красных бархатных шторах проникаллунный свет. Мебель и здесь была накрыта белыми простынями. Я совсем расстроиласьи направилась к большой лестнице.

Наверху не пульсировала музыка. Слышно было, как ветерналетает на ставни. Таинственный особняк больше не наполнял мою кровь волнамивозбуждения, лишь изредка по коже пробегал холодок. Я поднялась по лестнице ивошла в кабинет, где когда-то встретил меня мой рыцарь ночи с букетиком толькочто сорванных маргариток.

Дальше располагалась библиотека, которая тоже показалась мнепокинутой. Книги покрылись пылью, читать их было некому.

Спальня Джеймсона имела совершенно спартанский вид. Тамнаходилась лишь узкая, идеально застеленная кровать. В платяном шкафудворецкого не было ни одежды, ни плащей, ни обуви.

В хозяйской спальне стояла кровать под черным кружевнымбалдахином, свисавшим с готических стоек. Я уставилась на туалетный столик беззеркала, который стоял напротив кровати. Гребешки, щетки и лаки для ногтейчерного, серого и коричневого оттенков, принадлежавшие матери моего принца,исчезли. У меня, кстати сказать, не было случая познакомиться с родителямиАлександра, да, признаться, не было и уверенности в том, что они вообщесуществуют.

Терзаясь любопытством, я задержалась у подножия лестницы,которая вела на чердак. Интересно, с какими чувствами покидал Александр городпосле того, как большинство жителей наконец приняли его как своего?

Я поднялась по узенькой лесенке в мансарду, задула оплывшуюсвечу и вошла в покинутую спальню, в которую он приглашал меня всего два днятому назад. Его двуспальный тюфяк так и лежал на полу незастланным. Это типичнодля любого подростка, пусть даже и вампира.

Мольберт стоял в углу и был пуст. Пол был заляпан красками,а все картины исчезли, в том числе и та, которую он написал для меня. Это былмой портрет, на котором я изображена одетой для Снежного бала, с паучьимколечком, вампирскими зубами, корзинкой и «сникерсом».

На крышке кроваво-красной баночки с краской, стоявшей подмольбертом, лежал почтовый конверт. Я поднесла его к лунному свету.

Письмо адресовалось Александру, на конверте была румынскаямарка. Обратного адреса не было, штемпель оказался нечитабельным. Конверт былвскрыт. Я не устояла перед искушением, запустила пальцы внутрь и извлеклакрасный листок. Черными чернилами там было написано:

«Александр, он уже в пути!»

К сожалению, остальная часть письма была оторвана. Я незнала, от кого это письмо и о чем оно. Интересно, какую важную информацию ономогло содержать? Может быть, я узнала бы и тайну местонахождения моего гота.Это все равно что смотреть фильм, не зная, чем он закончится. И кто такой «он»?

Я подошла к окну и уставилась на луну. Это было то самоеокно, где, по слухам, люди видели призрак его бабушки. Мне казалось, что у насс баронессой схожая судьба. Она утратила любовь всей жизни и была обречена житьв одиночестве, храня свою тайну. Кто знает, может быть, подобная участь неминует и меня?