— Я вам перезвоню из автомата, — сообщил он собеседнику.

Затем, тяжело поднявшись, преодолел пространство комнаты,коридора, холла и вышел на улицу. Автомобиль стоял у перехода. Водительтерпеливо ждал, когда подойдет хозяин. Но тот свернул в переулок ктелефонам-автоматам, установленным здесь совсем недавно. Он достал жетон,оглянулся по сторонам и набрал номер. Когда ему ответили, еще раз осмотрелся иначал разговор:

— Он согласился. Согласился на мое предложение.

— Сколько попросил?

— Втрое больше.

— Втрое? — уточнил собеседник. — Каков мерзавец! За такиеденьги, значит, он готов…

— Да, готов. Немного посомневался, но потом достаточнобыстро согласился. Мне даже не пришлось особенно уговаривать.

Друг приговоренного звонил Валентину Рашковскому. Именно поповоду его убийства шел торг несколько минут назад.

— Он согласился, — еще раз подтвердил позвонивший.

— Все равно дешево, — хохотнул Рашковский, — значит, согласился?Даже не очень колеблясь?

— Я же тебе говорил. За деньги он готов предать и роднуюмать. Почти так и сказал. Я ему никогда не доверял. Сразу согласился, толькоудивился, что именно я сделал ему такое предложение. Говорил, что мы с тобойдрузья и он не понимает, как я мог делать ему такое предложение. Я дажеиспугался, что он начнет подозревать. Но, похоже, он слабый психолог. Привык,что все вокруг предают и все продается.

— Свинья, — резюмировал Рашковский. — Думаешь, он мне непозвонит, чтобы рассказать о твоем предложении? Думаешь, не захочетпредупредить, что ты предлагал ему деньги за это?

— Нет, не позвонит. И не предупредит, можешь даже несомневаться. Сколько нам ждать?

— Дай ему день, пусть подумает, — разрешил Рашковский, — нотолько один день.

— Я все понял. До свидания.

— Подожди. Он действительно не колебался?

— Сначала немного сомневался. Но когда услышал о предстоящемгонораре, забыл обо всем на свете.

— Деньги портят людей. Даже самых надежных, — печальнопроизнес Рашковский и положил трубку.

Больше не было сказано ни слова. Оба знали, что не стоитговорить лишнего даже по телефону-автомату. На следующий день в центре городавзорвался автомобиль, в котором сидел несостоявшийся исполнитель, такнеосторожно согласившийся на предложение заказчика. Он умер сразу, и бог знает,успел ли он понять, что произошло.

Он смотрел на нее, как бы пытаясь оценить возможности этойженщины. Смотрел долго, не предлагая сесть. Обычно людей смущал взгляд, которымон одаривал своих подчиненных, — взгляд барышника на выставленную на торгилошадь. И это был оценивающий взгляд покупателя, а не мужчины. Но стоявшуюперед ним женщину, похоже, его взгляд абсолютно не смутил. Она спокойноожидала, позволяя ему осматривать ее с головы до ног. Мол, делай свое дело,если не умеешь иначе.

— Садитесь, — с явным опозданием предложил он.

Она села на стул. Высокого роста, короткие, тщательноуложенные волосы, чуть скуластое лицо, прямой ровный нос, красивые большиеглаза, похожие на темные вишни, чувственный рот. Немного портил лицо женщиныупрямый срез подбородка, придававший ей почти мужскую резкость.

— Вам не сказали про волосы? — недоуменно спросил хозяин кабинета.

— Сказали. Но у меня уже много лет такая прическа. Так ячувствую себя увереннее.

— Тем не менее вам придется изменить ее.

Она пожала плечами.

— Я думаю, это не самое сложное, что мне предстоит, —сказала она, глядя на своего собеседника.

— Наверное, вы правы, — согласился тот, — мне тоже не оченьпросто с вами разговаривать, полковник. Как я догадываюсь, вы уже давно служитев своем ведомстве?

— Давно, — она не позволила себе улыбнуться, — иногда мнекажется, что я даже там и родилась. Настолько все привычно.

— Мне прислали ваш послужной список. Конечно, то, что можнобыло прислать. Ваше ведомство всегда отличалось особой таинственностью. Выбудете смеяться, но я впервые вижу перед собой полковника разведки. Да к томуже сравнительно молодую красивую женщину.

— Не могу вернуть вам комплимент, генерал, — на этот разулыбнулась женщина. — Я в отличие от вас иногда встречалась со столь высокиммилицейским начальством. Хотя с генералом милиции тоже беседую первый раз вжизни. В основном мои встречи — это гаишники на улице.

— Вот и прекрасно. Давайте теперь знакомиться по-настоящему.В ближайшие несколько месяцев мы будем работать вместе. Сколько вам лет?

— Там все написано.

— Нет, я не про это. Мне уже за пятьдесят, значит, я старшевас почти на десять лет. Вы разрешите мне называть вас Мариной?

— Пожалуйста. Собственно, я не думала, что здесь меня будутназывать товарищ полковник. Или господин… я не знаю, как принято в милиции.Хотя, наверное, правильнее — гражданин полковник. Наверное, и мне нужно такобращаться к вам. Или это только для официального общения?

— Можете называть меня по имени-отчеству, — сухо заметилгенерал, — мне кажется, вы не очень любите нашего брата.

— Я же говорю, что с милицией общалась только черезгаишников, а они оставляют всегда двойственное впечатление. С одной стороны,их, конечно, жалко: стоят на улице, мерзнут, подставляют себя под пули и ножи.А с другой… Вы действительно не знаете, как их называют?

— Я в ГАИ никогда не работал, — нахмурился генерал. — А выспециально начинаете разговор с подобных заходов?

— Нет, — улыбнулась она, — просто вы слишком долго менярассматривали. А мой метод изучения человека коварен — немного разозлить его,чтобы проверить реакцию. — Она хитро улыбнулась. — Игорь Николаевич, так я ждуваших дальнейших вопросов.

— А вы еще и злопамятны, — недовольно заметил генерал.

— Скорее наблюдательная.

— Вы знаете, зачем мы вас пригласили?

— Примерно. Мне объяснили, что вы готовите секретнуюоперацию и ваши психологи дали установку на поиск женщины сорока двух — сорокпяти лет, обладающей устойчивым сильным характером и некоторым сходством сомной. Верно?

— Правильно. Но только два дополнения. Подобную установкудали ваши психологи. И операция, которую мы собираемся проводить, будетсовместной для двух спецслужб — МВД и разведки.

— Об этом мне тоже успели доложить. Один из моих сотрудниковговорил с вашим заместителем.