На своих усадьбах жали серпом зерновые: ячмень, рожь, пшеницу. Родители работают, и дети вместе с ними поспевают. Серпом, в наклонку, жать очень тяжело, спина устает, умудрялись на коленках жать и по-другому приноравливаться. Помогали дети и по домашнему хозяйству: носили воду, поливали в огороде, «пособляли» урожай убирать с огорода, овощи, ягоды, картофель копали. В зависимости от возраста родители давали работу попроще или посложнее.

Семьи были верующими, родители — люди верующие, отец Николая Михайловича молился каждый день и утром и вечером. Детей особо не наставлял, но выходя из-за стола, нужно было перекреститься и сказать: «Слава Богу». Со временем при советской власти религиозность ослабевала, сказывалась жестокая атака на религию. И пошло все уже против религии. Чтение религиозных книг не приветствовалось, и постепенно новое поколение хуторян, родившихся в двадцатых годах, отходило от религиозности.

Большое внимание уделялось дарам леса. В основном, сбором грибов и ягод занимались дети. С утра пораньше деревенская детвора по одному и группами уходили в лес. Благо лес был рядом и там масса грибных мест, много черники, голубики, Ягоды собирали целыми бельевыми корзинами. Ходили после разлива, или плавали на лодке за луговым луком. Лакомились «хвощами».

Взрослым не было времени заниматься заготовками, это было полностью уделом ребят. Их заготовки существенно облегчали жизнь семьям, грибы и ягоды консервировались на зиму и служили существенной прибавкой к небогатому крестьянскому рациону. Недаром в Харинцах говорили: «Лес- кормилец».

Вообще дед Николай знает много присловий и поговорок. Все они о жизни. Народная мудрость. С детства запомнил, когда нас ругали, что мы запачкались дед мог защитить, он говорил: «Грязь не сало — пошоркал и отстало!». О семейном бюджете у деда тоже была своя поговорка: «По доходу и расход!». А еще дед не любил летать на самолете, как-то раз после перелета он в похвалу поездам, путешествия на которых он любил, сказал: «Трясет, да везет!».

Имена и прозвища

Имя ребенку в семье давал, как правило, отец, ориентируясь приблизительно по церковным праздникам. Например, день святого Николая — Николай, день Иоанна Крестителя — Иван. Власть не признавала церковных праздников, но в народе их почитание сохранилось, в особенности чтили их пожилые люди. Иногда имя давалось от названия населенного пункта. Например, деревня Макарово (Немский уезд) могли назвать ребенка и Макаром.

Прозвища были разнообразны. Почти каждый имел прозвище по какой-либо физиологической особенности или психологической. Когда приглашали в гости или по делу в дом или в город ехать, когда весть передать человеку или привет, а в хуторе почти все Вахрушевы. Как кого распознать? Мужики всегда и говорили:

Скажи прозвище и сразу узнаем, а так все одинаковы на фамилию!

Это было своеобразное и необходимое условие для узнавания. Многое можно было узнать о человеке по его прозвищу. Например, тихий спокойный мужик, так его могли прозвать «Теленок вялый». А если активный подвижный то «Заяц», как заяц везде увернется. Или был мужик Илюха, весь черный, так его звали «Грач», прибавляя иногда прибавку «лешачий».

Целую семью как — то назвали «Дрёкала». Отец, сыновья, всем их потомкам это прозвище доставалось по родству. Произошло же прозвище так.

Еще до революции на рынке мужик покупал горшки глиняные. Один горшок взял, постучал по нему, а он худой оказался, не звучит:

А горшок-то худой. Дрёкает он у тебя! С трещиной!

Сам ты «дрекаешь»! По своей «черепене» так постучи! — не полез за словом в карман гончар, продававший свои изделия.

Народу кругом много было и слово это привязалось к мужику, и в деревне все стали его звать «Дрекала». Посмеялись над ним и остроумным ответом гончара, а прозвище сохранилось за ним и за его детьми на многие годы.

Женщин же называли по мужу.

Ваниха, Алешиха.

А если муж Константин, то и Костихой назвать бабы могли промеж себя.

Жителей хутора Харинцы называли также «Харинцы». Куда придешь, так и говорят «харинцы» пришли. В хуторе почти все были родственники. Жители хутора, и в 1950-х все еще считали, что их основным родоначальником был ссыльный или беглый каторжанин «Харя» — от него в истории сохранилось только прозвище — даже крестильного имени христианского никто не помнил, хотя жители хутора и считали его основателем их поселения.

Хутор Харинцы (Ключи-Кабаны) в

1941–1945

Когда началась Великая Отечественная война, в хуторе Харинцы еще не было радио, и эта весть пришла из соседнего поселка Вахруши. Прошли собрания, сходки. Люди были в отчаянии, жизнь только налаживалась и такая беда!

Хлеб был, люди снова держали скот в личных хозяйствах, ходили на вечерки, а в престольный праздник Троицы, по старой памяти в село Волково. И тут война! На другой же день во многие дома пришли повестки в армию, но некоторых оставляли пока «по броне».

В Харинцах на войну ушли по 1–2 человека из каждой семьи. Из мужиков остался только один, но и этого потом забрали. В деревне остались старики, женщины, дети. Работать приходилось очень много и за себя и «за того парня». Тяжело приходилось всем. На фронт взяли и весь молодняк из лошадей. Наиболее сильных и здоровых — 15 голов забрали на кожкомбинат имени В.И.Ленина в Вахруши.

В хозяйстве осталось 10 лошадей, некоторые потом, заболев сибирской язвой пали. Осталась одна кобылица. Выжила всю войну. На ней всю войну проработали. Да еще были три быка. Них тоже пахали и возили снопы и другие грузы. Но чаще всего в колхозе землю пахали на женщинах. 8 человек впрягалось в плуг и тащили его за собой — 8 голодных уставших женщин заменяли одну лошадиную силу!

А вместо отдыха жены солдат и вдовы вязали рукавицы для фронта. За рабочий день труженицы получали по 400 граммов хлеба. В колхозе работали бесплатно, за трудодни. Трудодень в годы войны составлял 200 граммов хлеба в зерне. В одном из соседних колхозов председатель увидел, что колхозницы пухнут с голода, сжалился над ними, выдал по 200 граммов хлеба в зерне, люди совсем уж ослабели, работать не могли. А это донеслось до соответствующих органов и председателя посадили.

Голод был страшный несмотря на то что кругом были поля. Отец ушел служить, два брата тоже ушли на фронт. Остался я вдвоем с матерью. Голодали. Горевали.

Начал я шить сапоги, чего ранее не пробовал. Сам видел, как отец шьет. Помогал ему до войны. Стал шить, мама помогала. Не сразу стали получаться справные на совесть сшитые сапоги. Вместо гвоздиков приходилось использовать