березовые клинышки. Сам обрабатывал особым образом. И в итоге сапоги получились прочнее, чем обычно.

Пара сапог 800 рублей. Кирзовые и по 120 «уходили». А буханка хлеба стоила 350 рублей. Бутылка водки 250 рублей. Сперва, получалась в две недели одна пара. А потом и в неделю по две пары. Деньги, не ахти какие!

Но этим только и выжили. Сапоги шить можно было только зимой. Летом напряженная работа в колхозе, не оставляла времени на ремесло. Несмотря на напряженный труд и удаленность от фронта, на вятской земле свирепствовал голод. Урожаи были невелики. И их большая часть уходила на фронт, в города, на военные заводы. Нам, крестьянам практически ничего не оставалось.

Приходилось самим заботиться о пропитании. Голод не оставлял возможность выбора средств. Сестра моей матери имела 6 детей. Мужа не было. Одна их кормила и обеспечивала. Как-то все они в деревне взяли по три снопа с колхозного поля. Все остальные кто тоже брал, успели их попрятать, а она оставила их в ограде. Тут же пошли обыски, и у нее обнаружили эти злополучные снопы — 3 связки тощих колосьев для детей, чтобы спасти их от голодной смерти. Язык не поворачивается сказать — украла. Она же хотела всего лишь накормить своих детей, как и любая мать. В итоге суд и 6 лет лагерей.

Были и безумные, жестокие случаи, настоящие кошмары. Причина все та же — голод. Женщина жила в соседнем селе Вахруши. Она обезумев от голода съела своего сына. Муж у нее был начальник на фабрике.

До войны они жили благополучно, имели двух детей. Приходили в гости и в Харинцы к родне. До войны она была обычной женщиной, никаких странностей за ней не водилось. В один из дней она приехала на рынок и увидела мальчонку — он продавал кролика. Пообещала его купить, а деньги предложила отдать у нее дома. Ребенок, естественно, заподозрить ничего не мог и простодушно согласился. И они пошли…

Женщина привела его к дому, провела его в дровяник, якобы за деньгами, а там, закрыв за собой дверь, схватив в темноте топор, ударила им со всей силы ребенку по голове, мальчик и крикнуть не успел….

А женщина пошла, по своим делам в поселок — уверенная, что мальчик уже мертв.

В это время проходящие мимо дровяника услышали детский плач. Взломали дверь и обнаружили мальчишку живого, только пораненного — женщина в темноте промахнулась топором, чуть ухо и плечо зацепила, а ребенок очнулся, заплакал. Его подробно расспросили, и в этот же день людоедка была арестована.

Она сразу же призналась, что пропавшего сына своего она съела сама. Другой ее сын спасся тем, что от голода ушел к родственнице в деревню. Женщина же сама на суде призналась, что не съела второго сына только потому, что его не было дома.

Односельчане подметили, что сначала войны, эта женщина сильно изменилась — ходила как пьяная, никак реагировала на окружающее, стала замкнутой, проще сказать, ее признавали все ненормальной, находя причину ее помешательства в тяжелом военном времени, переживаниях и голоде.

Суд не признал это за смягчающее обстоятельство и приговорил людоедку к расстрелу.

Деревенская школа

В школу ходили за 5 километров пешком. Крестьянские дети победней — в лаптях или босые. Даже лаптей не хватало. Школа была рубленая, обычная изба. Тетрадок не было. Писали на обрывках от газет, на разных клочках бумаги. Писали чернилами из сажи на молоке, чернилами из свекольного сока писать не разрешалось — этим пользовались только учителя. Обязательное образование — 4 класса.

Учили читать, писать, считать. Было рисование и физкультура. Учили маршировать. Все ученики были исключительно плохо одеты. Во все старое, поношенное, дырявое. Многие завшивели. Вместо игр и развлечений — после учебы дети шли собирать колоски на поле, лен рвали и выполняли другие работы по хозяйству. В деревне дети без дела не были. Никто не понимал что такое отдых. Работали и 1 мая — сев, каждый день дорог.

Как-то спросила дочка у мамы в военное время:

— Мам, что такое праздник 1 мая, почему все в райцентр едут?

Погоди, врастешь и узнаешь, — был ответ.

— Ничего там интересного нет, соберутся

люди с флагами, походят и расходятся.

Вот типичное представление о празднике для крестьян того времени. Церкви обезглавили. Народ голодает, на фронте гибнет, работы край непочатый, а они там «с флагами ходят». Никто в то время и не представлял себе что такое отдых, и как им пользоваться, и для чего он создан.

Победа.

В школе учительница объявила, что кончилась война. Все в восторге и радости выскочили на улицу, удивительно, но еще лежал снег. По улице деревни, где была школа, вывесили множество красных флагов.

Один из детей сказал:

— Посмотрите- ка флаги то красные вывесили, это в крови они.

Ему вот все закричали:

— Дурак-дурак, они же красные, просто красные.

Уже и дети понимали, что война — это кровь, слезы, горе.

Вернулись немногие. Парней, отцов всех поубивали. Женщины остались вдовами, а дети сиротами. Бывало такое, что забирали сына и отца. И на них приходили похоронки. Семьи осиротели. Но те, кто вернулся, к ним отношение, как к героям. Радовались чужому счастью всей деревней и горевали вместе.

После победы ждали лучшей жизни, возвращения пропавших без вести, или ошибочно причисленных к погибшим (а такие случаи были) каждая семья потерявшая кормильца или сына втайне надеялась, что вот-вот счастье им улыбнется, к дому подойдет худой, обросший, может быть раненый, но живой отец, сын, брат.

Радость встречи, радость возвращения и воссоединения семьи — вот самое яркое впечатление о Победе.

Воспоминания бабушки Анны Семеновны Вахрушевой (в девичестве Бухариной), деревня Макарово. Немский район Кировской области. 1933 г.р.

После войны, когда вернулся отец, государство ввело большие налоги на колхозников. Яйца, шерсть, молоко, мясо и масло все забиралось государством. Каждый год нужно было сдать (отдать) определенное количество продуктов. Сдавать возили в Нему в приемные пункту «Заготскот». Нередко крестьяне оказывались еще в должниках у государства. Как-то, задолжав налог государству по мясу, отец собрал в хозяйстве два десятка кроликов (все, что были), погрузил на телегу вместе с клетками (с плетнем) и отвез в райцентр, в Нему, сдал.

Вернулся довольный, погасил долг государству, пусть ценой своих кроликов (всех, что были), а то ведь были случаи, сажали за это.

Дядьку Кирилла, например, из деревни посадили — трое детей у него, а в хозяйстве пусто, ничего не было, ни куриц, ни скотины. Его посадили,