санитарки в бригаде зависит, насколько быстро и безошибочно пройдёт операция. От кардиолога, который готовит больного к большой хирургии, не пропуская важных особенностей его здоровья, рентгенхирурга, выполняющего исследование сосудов сердца и подсказывающего, в каких местах с ними лучше всего работать, от кардиохирурга и его ассистентов, являющихся мозгом и руками операционной, от анестезиолога, сталкивающегося с совершенно разными этапами наркоза, перфузиолога, обеспечивающего искусственное кровообращение и качественную защиту остановленного сердца, трансфузиолога, ведущего переливанием крови, плазмы, тромбоконцентрата и других, более экзотических, но не менее важных производных крови. Операционной медсестры и медсестёр-анестезисток, даже санитарки, знающей, как быстро принести и открыть необходимый хирургу именно в этот момент протез или инструмент.

Собравшись вместе, мы обсуждали тактику, рассматривали томограммы, картинку эхокардиографии, перелистывали анализы.

Компьютерная томография принесла неутешительные новости: расслойка затронула не только восходящую аорту, но и её дугу, затем перейдя на нисходящий отдел, вплоть до брюшной аорты.

– Первый тип по Де Бейки, худший вариант, – произнёс, глядя в монитор, мой шеф. Ему предстояло быть ведущим хирургом, и операция обещала быть нестандартной. К счастью для нас и пациента, расслоение прошло по нижней стенке дуги, не распространившись на сосуды, отходящие от неё к голове и рукам.

– Клапан не работает, в перикарде кровь, восходящий отдел надо протезировать в любом случае. Если получится, и больной перенесёт операцию, вторым этапом можно будет установить в нисходящую аорту стент-графт, – оформил он окончательное решение. Осталось лишь воплотить его в жизнь собственными руками.

Открыв перикард и удалив кровь, увидели сине-красное скопление тканей, которое когда-то было аортой. Подключили в сосуды бедра периферическое искусственное кровообращение, пережали сосуд выше аневризмы, и она тут же лопнула под зажимом, практически развалившись надвое.

– Похоже, держалась только на адвентиции, – прокомментировал я, – точнее, на честном слове.

Но оперирующий хирург меня не слышит, ему предстоит разобрать, раскопать это месиво, выделить из него коронарные артерии, вырезать клапан и попытаться вшить в фиброзное кольцо нижнюю часть протеза. Попытаться, потому что при аневризмах ткани фиброзного кольца тоже бывают хрупкими и легко прорезаются иглой.

– Как легко работать на аорте, когда она относительно здоровая, и насколько трудно становится, когда она разорвана давлением и пропитана кровью, – думаю я про себя.

Полтора часа напряжённой работы, и фиброзное кольцо, к счастью, оказавшееся достаточно прочным, чтобы выдержать швы, обшито по кругу, на него насажена нижняя часть протеза с механическим клапаном внутри. Затем одна за другой в протез вшиты левая и правая коронарные артерии.

Шеф осматривает зияющий из-под зажима верхний фрагмент аорты. Стенка расслоена и похожа на разрезанный хачапури.

– Давай, меняемся, твой выход, – говорит он. – Я уже «наелся».

Я перехожу на место хирурга. Чтобы «собрать» такую стенку, нужно пришивать её к протезу по методике «сэндвич» – полоска медицинского фетра сверху и снизу, а между ними разволокнённая стенка аорты и стенка протеза. Только так можно укрепить анастомоз, избежав его несостоятельности после того, как зажим будет снят и аорта наполнится кровью.

Конструкция получается неуклюжая и громоздкая, но сейчас главное прочность. Маленькая хитрость – обработать нижний и верхний анастомозы биологическим клеем, внешне очень похожим на обычный синтетический клей. Только этот сделан по специальной формуле и не может вызвать отторжения или аллергической реакции.

– И стоит как хороший велосипед, – шутим мы иногда.

Момент истины – снятие зажима. Когда кровь потечёт по вновь сконструированной аорте, станет ясно, выдерживают ли швы, справляется ли с давлением её стенка, которая за верхним анастомозом осталась такой же хрупкой.

Я приспускаю зажим, кровь устремляется вверх, аорта над верхним анастомозом напрягается… и выдерживает. Давление повышается до нормальных цифр, рана начинает наполняться кровью, но темп медленный.

– Кровит из вколов, скоро остановится, – говорит мой начальник.

И я с ним совершенно согласен.

На следующее утро в реанимации Сергей сидел на кровати и ел больничную кашу. Многие пациенты говорят, что нет лучше вкуса, чем у первой ложки каши после удачной операции на сердце. Через несколько дней коллеги-рентгенхирурги выполнили второй этап: поставили в расслоенную нисходящую аорту искусственный каркас – стент-графт, который сделал сосуд изнутри железным, плотно прижав расслоившиеся стенки. Дальнейшего расслоения или разрыва удалось избежать и в животе.

Сергей с женой приезжают раз в год, привозят какую-то еду и хорошие напитки, мы выполняем ему контрольную томографию аорты. Убеждаемся, что всё в порядке. И улыбаемся вечером, перед сном.

Дзинь – громко лязгнули двери грузового лифта. Тело Андрея увозили в морг.

Мысли по дороге с работы: трудоголикам грозит гипертония

Одна из причин формирования аневризмы аорты – длительно нелеченая артериальная гипертония. А гипертония, как оказалось, в том числе связана с перегрузкой на работе. К такому выводу пришли учёные, проанализировав состояние здоровья трёх с половиной тысяч офисных работников провинции Квебек (Канада). В течение пяти лет медики ежедневно измеряли волонтёрам артериальное давление перед началом рабочего дня. Затем на руку каждого испытуемого надевали электронную манжету, которая проводила самостоятельные измерения каждые пятнадцать минут. Важно, что в начале исследования все участники эксперимента были абсолютно здоровы. Затем учёные начали сравнивать показатели артериального давления в зависимости от различных факторов. В первую очередь они отметили, что склонность к гипертонии зависит от продолжительности рабочего дня. Причём пограничными оказались сорок часов, то есть стандартная продолжительность рабочей недели согласно законодательству многих стран мира. Так, те, кто проводил в офисе чуть больше сорока часов в неделю, рисковали заболеть гипертонией на тринадцать процентов чаще тех, кто сумел провести в офисе всего тридцать пять часов. При этом давление у них повышалось преимущественно в дневные часы, и, согласно дневнику самоконтроля, под влиянием стрессовых ситуаций на работе. Среди тех, кто привык засиживаться на работе допоздна и проводил в офисе от сорока одного до сорока восьми часов в неделю, разница оказалась ещё более внушительной. Так, риск скрытой гипертонии увеличивался в полтора раза, а риск клинической гипертонии – на сорок процентов. Ну а для отъявленных трудоголиков риски и вовсе возрастали в два раза. По мнению руководителей исследования причина такого значимого повышения риска зависит от нескольких факторов. Известно, что давление нередко повышается под действием гормона стресса адреналина, который у многих офисных работников периодически выбрасывается в кровь во время работы. Свою лепту вносит и хронический недосып. Стресс от того, что человек из-за работы не успевает выполнить важные домашние дела, служит дополнительной причиной внутреннего дискомфорта. Учёные уверены: основным фактором риска в этом случае является слишком долгое напряжение, причина которого – работа. Они надеются, что в ближайшие годы благодаря искусственному интеллекту рабочую неделю получится сократить, разговоры о переходе на четыре рабочих