Она выхватила фонарь из кармана и направила свет ему в лицо.

— Эй! — Он резко дернулся, закрыв глазаруками. — Убери!

Но Мэри-Линетт уже все увидела. Она не могла сказать, какогоцвета были именно сейчас его глаза, потому что их радужная оболочка почтиисчезла, превратившись в едва заметные ободки. Весь глаз целиком состоял иззрачка. Как глаз кошки при максимальном расширении.

«О боже… Он способен это видеть… Звезды восьмой величины, аможет, и девятой. Подумать только — видеть невооруженным глазом звезду девятойвеличины! Видеть цвет звездных скоплений — раскаленных докрасна горячимводородом, зелено-голубых, светящихся кислородом. Видеть в тысячу раз большезвезд, рассыпанных по небу…»

— Ну-ка быстро отвечай! — потребовала она. —Сколько ты видишь сейчас звезд на небе?

— Я не вижу ничего, — приглушенно произнес он, всееще не отрывая рук от глаз. — Я ослеп.

— Нет, я серьезно, — и Мэри-Линетт схватила его заруку.

Это было глупостью с ее стороны. Она обо всем забыла, нокогда прикоснулась к его руке, ее будто пронзило током. Эш опустил руку ивзглянул на Мэри-Линетт.

Они стояли лицом к лицу, не сводя друг с друга глаз. Междуними будто метались молнии. Наконец Мэри-Линетт отскочила в сторону.

«Я не могу так больше! О господи, ну почему я стою здесь иразговариваю с ним? На сегодня с меня хватит. Нужно подумать, как отыскатьтело».

— Урок астрономии закончен, — заявила Мэри-Линетт,протягивая руку за биноклем. Ее голос слегка дрожал. — Мне надо поднятьсяна холм.

Она не спросила, куда направляется он. Это ее не заботило.Лишь бы он ушел.

Прежде чем отдать бинокль Мэри-Линетт, Эш мгновениепомедлил. А затем протянул его так, чтобы не прикоснуться к ней.

«Прекрасно, — подумала Мэри-Линетт. — Мы обачувствуем одно и то же».

— До свидания.

— Пока, — бросил Эш рассеянно.

Он сделал несколько шагов в сторону, но вдруг остановился,опустив голову.

— Я вот что хотел сказать…

— Ну?

Не оборачиваясь, Эш проговорил ровным, сдержанным тоном:

— Держись подальше от моих сестер, ладно?

Мэри-Линетт как громом поразило. Это настолько ее взбесило,что она не могла найти слов. Затем она подумала: «Стоп, а может, он знает, чтоони — убийцы, и пытается защитить меня? Как Джереми…»

У нее перехватило дыхание, и она сумела лишь выдавить:

— Почему?

Он покачал опущенной головой:

— Мне кажется, что ты можешь на них дурно повлиять. Ониочень восприимчивы, и я не хочу, чтобы им в голову полезли всякие идеи.

Мэри-Линетт сникла. «Что ж, можно было догадаться». Ласковои спокойно она проговорила:

— Эш, убирайся отсюда, сгинь.

Она выждала еще около часа, после того как Эш спустился внизи направился по дороге к востоку — совершенно непонятно зачем. Там не былоничего, кроме двух ручьев и зарослей деревьев. И еще ее дом. Возможно, он решилотправиться в город, но понятия не имел, насколько он далеко.

«Ну, все. Он ушел, забудь о нем. Тебе есть чем заняться, незабыла? Правда, занятие это немного опасное. Но Эш тут ни при чем. Я не верю,что он знает о том, что случилось с миссис Бердок».

Мэри-Линетт достала лопату и направилась по дороге на запад.Вскоре она забыла об Эше. Сейчас все ее мысли были только о том, что ждет еевпереди.

«Я не боюсь, я сделаю это… Не боюсь, не боюсь… Ой, конечноже, я боюсь!»

Но чувство страха — полезное чувство. Тем осторожней онабудет действовать. Она сделает все быстро и без лишнего шума. Проберется черездыру в изгороди, поработает немного лопатой и исчезнет прежде, чем кто-то еезаметит.

Мэри-Линетт старалась не думать о том, что она откопает,если ее догадка верна…

Приближаясь к ферме Бердок, она приняла все положенные мерыпредосторожности: сначала направилась к северу, а затем отступила кюго-востоку, чтобы попасть в сад за домом незамеченной. Здесь все одичало:между привычными кустами черной смородины и утесника разрослись сумах, юкка иповилика. Кроме того, сюда уже проникли дубки и карликовые каштаны. Ещенемного, и вся эта молодая поросль превратится в настоящий лес.

«Просто не верится, что я на это способна», — подумалаМэри-Линетт, дойдя до изгороди, окружавшей сад. Но не поверить было невозможно.Она собиралась вторгнуться на чужую территорию и, возможно, откопать таммертвое тело… но при этом сохраняла удивительное хладнокровие. Конечно, онаиспытывала страх, но паники не было. Возможно, внутри нее таится много такого,о чем она и представления не имела.

«Может быть, я вовсе не та, за кого себя принимала?»

Темный сад был пропитан запахом. Но это было не благоуханиеирисов или бледно-желтых нарциссов, которыми когда-то украсила клумбы миссисБердок, и не аромат диких трав — иван-чая и «разбитого сердца». Здесь пахлокозами.

Пробираясь вдоль изгороди, Мэри-Линетт не спускала глаз свысокого силуэта дома. Свет горел только в двух окнах.

«Только бы они меня не увидели… только бы не наделать шума…»

Ступая медленно и осторожно, замирая на каждом шагу и неотрывая глаз от дома, Мэри-Линетт направилась к тому месту, где виднеласьсвежевскопанная земля. Первые два взмаха лопатой ничего не дали.

«Так. Нужно действовать уверенней. И не стоит следить задомом: в этом нет никакого смысла. Если они выглянут, то все равно заметятменя, и в любом случае я ничего не смогу поделать».

Но как только она вновь поставила ногу на лопату, позади, врододендронах, раздалось: «У-у-у-ш-ш!»

Мэри-Линетт застыла, вцепившись в лопату.

«Успокойся, — приказала она себе. — Это не сестры.И не Эш. Это какое-то животное».

Она прислушалась. Из козьего сарая донеслось унылое«мэ-э-э…».

«Ерунда. Наверное, кролик. Копай!»

Мэри-Линетт подняла полную лопату земли… И вдруг сновараздалось: «У-у-у-ш-ш!»

Она услышала сопение. Затем шуршание. Определенно, этоживотное. Но, похоже, крупнее кролика.

«Какая разница? — успокоила себя Мэри-Линетт. —Здесь нет опасных животных. К тому же я не боюсь темноты. Это моя естественнаясреда обитания. Я люблю ночь».

Но почему-то сегодня ночью все было иначе. Может, винойвсему была неожиданная встреча с Эшем. Она выбила ее из колеи, вызвала досаду изамешательство. И сейчас Мэри-Линетт казалось, будто некто пытается внушить ей:темнота — это вовсе не естественная среда для человека, и Мэри-Линетт, с ееслабым зрением, недостаточно тонким слухом и обонянием, не создана для нее.