«У-у-у-ш-ш!»

«Возможно, у меня отвратительный слух, но это я слышупрекрасно. И мне это не нравится. Какое-то большое животное сопит в кустах…

Какое же крупное животное могло здесь оказаться? Это неолень, олени обычно фыркают. Это кто-то покрупнее и повыше койота. Может,медведь?»

Но тут она услышала другой звук: кто-то энергично продиралсясквозь сухую жесткую листву рододендронов. В тусклом свете, падавшем изосвещенных окон дома, она увидела, как всколыхнулись ветви…

Оно выходило…

Мэри-Линетт схватила лопату и бросилась прочь. Но не к дырев изгороди и не к дому — там было опасно. Она побежала к сараю с козами.

«Тут я смогу защититься… не впустить его… стукнуть лопатой…»

Однако из сарая ей ничего не было видно. Сквозь грязныестекла двух окон Мэри-Линетт все равно не могла разобрать, что там в темноте,снаружи. Она не видела даже коз, которые находились рядом, хотя и слышала их.

«Не включай фонарь! Только выдашь себя».

Она вся напряглась и застыла, прислушиваясь к тому, что там,снаружи.

Тишина…

Она ощущала только запах коз. Запах дубовых стружек,которыми был устлан пол вперемешку с разлагающимся козьим пометом. Все этоиздавало зловоние, но хорошо сохраняло тепло в сарае. У Мэри-Линетт отнапряжения вспотели ладони; в руках она судорожно сжимала лопату.

«Я никогда никого не трогала… с тех пор, как мы с Марком вдетстве дрались… но, черт возьми, сегодня утром я ударила незнакомогочеловека…»

Она надеялась, что сможет сделать это и сейчас — еслипонадобится.

Коза легонько боднула ее в плечо. Мэри-Линетт оттолкнула ее.Другая коза вдруг заблеяла. Мэри-Линетт закусила губу.

«Снаружи кто-то есть… Козы тоже услышали…»

Она почувствовала кровь на губе и стала ее слизывать, ощущаямедный привкус, будто она держала во рту медную монетку. Кровь имела вкус меди.Внезапно она подумала: это вкус страха.

…Дверь сарая открылась.

И тут Мэри-Линетт охватила паника.

В сарай вошел кто-то страшный. Этот кто-то сопел, какживотное, но мог открыть дверь, как человек. Она его не видела: и в сарае, иснаружи было одинаково темно. Ей не пришло в голову включить фонарь,единственным ее побуждением было немедленно двинуть его лопатой, прежде чем ондо нее доберется. Ею завладел чистый, первобытный инстинкт самозащиты.

Но вместо этого она лишь выдавила из себя свистящим шепотом:

— Кто это?.. Кто там?

И услышала знакомый голос:

— Я так и знал, что ты собираешься это сделать. Я тебяобыскался.

— О, черт… Марк! — Мэри-Линетт без силприслонилась к стене сарая, выронив из рук лопату.

Козы продолжали блеять. У Мэри-Линетт звенело в ушах. Маркзашел в сарай, шаркая ногами.

— Фу… Какая вонь! Что ты здесь делаешь?

— Дурак, — вместо ответа сказалаМэри-Линетт. — Я чуть не вышибла тебе мозги.

— Ты говорила, что забудешь обо всех этих бреднях. Тыменя обманула.

— Марк, ты не… Поговорим позже… Ты ничего здесь неслышал? — Мэри-Линетт пыталась собраться с мыслями.

— Что, например?

Спокойствие Марка заставило Мэри-Линетт почувствовать себяглупо.

Затем голос брата стал более резким:

— Что-то вроде воя?

— Нет. Что-то вроде сопения. — Мэри-Линеттпонемногу успокаивалась.

— Ничего я не слышал. Давай лучше пойдем отсюдаподобру-поздорову. Что мы скажем, если вдруг выйдет Джейд?

Мэри-Линетт не нашлась что ответить. Марк обитал в совсемдругом мире — счастливом сияющем мире, где самым худшим, что могло случиться вэту ночь, была подобная ситуация.

Наконец она сказала:

— Марк, послушай. Я твоя сестра. У меня нет никакихпричин лгать тебе, или подшучивать над тобой, или унижать кого-то, кто тебенравится. Я не хочу делать поспешных выводов… и ничего не выдумываю. Но яговорю тебе совершенно серьезно: с этими девушками что-то нечисто.

Марк открыл было рот, но она неумолимо продолжала:

— Поэтому сейчас ты волен выбрать любой из двухвариантов: либо у меня крыша поехала, либо я говорю правду. Ты действительносчитаешь, что я сумасшедшая?

В эту минуту Мэри-Линетт вспомнила прошлое: как ониподдерживали друг друга в те ночи, когда болела мама; как она читала ему вслухкнижки; как заклеивала пластырем его царапины и оставляла ему побольше печеньяна завтрак. И хотя Мэри-Линетт не могла видеть Марка в темноте, оначувствовала, что он тоже вспомнил об этом. Они испытали вместе так много. И онивсегда будут вместе.

Наконец Марк спокойно произнес:

— Ты не сумасшедшая.

— Спасибо.

— Но… Джейд не может никому причинить зла. Я простоуверен в этом. И с тех пор, как я ее встретил… — Он на минутуумолк. — Мэри, кажется, теперь я знаю, для чего живу. Она не похожа ни наодну из тех девушек, которых я когда-либо встречал. Она… она такая смелая, и такаязабавная, и такая… она одна такая.

«А я-то считала, что все дело в белокурых волосах, —подумала Мэри-Линетт. — Похоже, что дело серьезней».

Она была тронута и удивлена переменой, происшедшей в Марке.Но еще больше напугана. Напугана до полусмерти. Ее капризный, циничный братецнашел наконец, в кого влюбиться… и, возможно, его избранница — достойнаянаследница Лукреции Борджиа.

— Мэри, может, мы все-таки пойдем домой?

Марка скрывала темнота, но по его голосу Мэри-Линетт поняла,что дело и впрямь серьезней некуда. Ей стало совсем не по себе.

— Марк…

Внезапно она умолкла: снаружи зажегся свет. Они с Марком тутже, столкнувшись головами, выглянули в окно сарая.

— Закрой дверь, — прошипела Мэри-Линетт такимтоном, что Марк тут же закрыл дверь сарая.

— Сиди тихо, — добавила она, схватив его за руку иоттолкнув к соседней стене.

Она осторожно глядела в окно.

Первой через заднюю дверь вышла Ровена, затем Джейд, а потомКестрель. Кестрель несла лопату.

— О боже…

— Что случилось? — Марк попытался взглянуть вокно. Мэри-Линетт зажала ему рот рукой.

А случилось то, что девушки снова собирались копать в саду.

Сейчас они шли с пустыми руками. Но что же они намереваютсяделать? Уничтожить улику? Забрать ее в дом и сжечь или расчленить на куски?

Сердце у Мэри-Линетт бешено билось.