Подойдя к телеге, Волкодав бросил наземь добычу, оттолкнулруки учёного и сам принялся осторожно и быстро ощупывать его голову. Десятьдлинных пальцев с нежными зародышами ногтей немедленно обхватили оба егозапястья, и Волкодав отметил, что пожатие учёного обрело какое-то подобие силы.

– Волкодав! – страдающим голосом выговорил Тилорн.Разбитые губы плохо повиновались ему. – Сними с меня шкуру, я заслужил! Яне ведаю ваших обычаев и сам не знаю, о чём болтает мой поганый язык. Ну, ударьменя! Выругай!.. Только не уходи!

Волкодав вспомнил, как этот человек разговаривал с палачом,и удивился. Но всего удивительнее был комок, застрявший в горле у него самого.

– А катись ты в… – буркнул он наконец. ОставилНиилит унимать кровь, всё ещё сочившуюся из ноздрей у Тилорна, обошёл телегу истал снимать оружие и одежду с троих разбойников, валявшихся у колёс.

Несколько обозников было ранено в стычке, но тем, если несчитать вспоротых кое-где вьюков, потери и ограничились. Вечером у костраВолкодав чистил отобранный у разбойника меч, вполуха слушая рассуждения Фителыо том, что, мол, в следующую поездку надо будет взять с собой чутких собак.

– Нынче обошлись Волкодавом, – блеснул крепкимизубами Авдика. Охранники захохотали так, что Аптахар даже толкнул сына локтем ибросил на венна быстрый взгляд – не обиделся ли. Волкодав не обиделся. Егопредок в самом деле был псом, который избавил праматерь племени от лютыхволков, а потом, как водится, обернулся статным мужчиной. На что обижаться?

Мягкой тряпочкой он в сотый раз протирал уложенный на колениклинок. Меч был веннский, отличной старой работы. Неведомый мастер долго варилчистое железо с жирным чёрным камнем, вынутым из земли, а потом заботливо далостыть, не понукая ни сквозняком, ни холодной водой. Неспешно выгладил,выласкал молотом на наковальне и наконец умыл особым жгучим настоем, отчего наклинке проявился узор – буро-серебряные полосы шириной в палец, хитро свитые имного раз повторённые от кончика до рукояти. Волкодав не нашёл на мече никакогоклейма. Понимающему человеку это уже само по себе говорило кое о чём. Волкодавслыхал от отца – великие мастера прежних веков никак не помечали свои клинки,полагая, что люди и так их отличат. Краем глаза он ловил завистливые взглядыохранников. Все видели, что на железном обухе его секиры красовалась изряднаязарубка, клинок же нисколько не пострадал. За такие мечи на торгу дают равныйвес золота и не жалуются на дороговизну.

Надо будет справить для него какие следует ножны…

– Ниилит сказала мне, – негромко проговорилТилорн, – что ты… что тебе пришлось прикончить коня.

– Пришлось, – сказал Волкодав и легонько щёлкнулногтем по лезвию. Звон был высоким и чистым.

– Его совсем нельзя было выходить? – спросилТилорн. – Если он сломал ногу, я бы попробовал…

Волкодав повернулся к нему. Учёный лежал на животе, подперевкулаком подбородок, и пальцем дразнил Нелетучего Мыша, путавшегося в егобороде.

– Он сломал спину, – сказал Волкодав. – Яметил в седока, но промахнулся.

Тилорн вздохнул:

– Меня ты не прикончил.

– Надо было, – проворчал Волкодав. Положив мечсебе на голову, он с силой пригнул к плечам рукоять и округлое остриё.Отпущенный клинок распрямился, точно пружина. Можно вставить его в расселинукамня и повиснуть всем телом, он не сломается. Теперь Волкодав точно знал, чтоузор – не подделка, что меч перерубит гвоздь и разрежет пушинку, упавшую налезвие.

Тилорн долго собирался с духом и наконец решился.

– Пожалуйста, не сердись на меня, – начал онвиновато. – Я невежда, которого надо учить и учить. Сделай милость…растолкуй мне, чем всё-таки я обидел тебя.

– Людоедом ты меня обозвал, вот что, – сказалВолкодав.

– Как? – ужаснулся Тилорн. – Я…

Волкодав поставил локти на меч, и тот едва заметнопрогнулся. Волкодав долго молчал. Как объяснить чужаку, что там, наверху, естьВеликая Мать, Вечно Сущая Вовне, которая однажды в день весеннего равноденствияродила этот мир вместе с Богами, людьми и девятью небесами? Как рассказать ему,что Хозяйка Судеб, Богиня закона и правды – женщина? И ещё о том, как издругого мира прилетела пылающая гора, и Отец Небо заслонил Мать Землю собой?..

Позже любопытный Тилорн ещё расспросит его и мало-помалувызнает всё. В частности, и то, что ни один венн не лёг бы наземь ничком,приникая к ней, как к жене, если только не справлялся обряд засевания поля. Нутам ещё на войне или на охоте, когда другого выхода нет. Но пока до этого былодалеко, и Волкодав мрачно молчал, отчаиваясь подыскать нужное слово.

– Женщины святы! – сказал он наконец. И большеничего не добавил.

…Оказывается, в ватаге у Фителы было заведено освобождать отночной стражи воинов, отличившихся в стычке. Но когда осмотрели раненых,выяснилось, что наслаждаться заслуженным сном Волкодаву не придётся.

Он молча пожал плечами, забираясь под полог: пускай разбудятего, когда настанет черёд…

– Мне кажется, сегодня ты убивал, – осторожносказал ему Тилорн.

– Убивал, – сказал Волкодав, не вполне понимая,куда клонит учёный.

– Значит, – продолжал тот, – на третью ночьони снова придут?

Волкодаву показалось, что Ниилит перестала дышать в темноте,заново переживая минувший ужас и боясь услышать «да».

– Не придут, – сказал он.

– Это потому, что был бой? Твоя вера отличает его отубийства?

– Не в том дело, – проворчал Волкодав. –Ночью будет гроза… никто не приходит после грозы.

– Прости моё любопытство, – помолчав, спросилучёный. – Там, под дубом… Когда ты осиновым колом… Что это было?

– Души, – сказал Волкодав.

– Но мне показалось, ты сражался с чем-то материаль… счем-то вещественным…

Волкодав долго думал, прежде чем ответить.

– Души бывают разные, – проговорил оннаконец. – У праведника она – как светлое облачко… Боги призывают её, иона улетает. А у таких, как Людоед или тот палач, и души как трупы.

Пчёлы, прятавшиеся в дуплах, лошади, с фырканьем нюхавшиевоздух, и Мыш, порывавшийся влезть за пазуху, не обманули его. Глубокой ночью,как раз когда Волкодав вдвоём с Аптахаром обходили телеги, с запада, со стороныЗакатного моря, выползла громадная туча. В её недрах беззвучно трепеталикрасноватые молнии. Потом стали доноситься глухие раскаты. Проснувшиесяобозники с благоговейной робостью смотрели в охваченные пламенем небеса. Одиниз воинов, молодой вельх, осенял себя священным знамением, выводя ладоньюразделённый надвое круг. Ниилит сжалась в комочек и что-то шептала, закрывглаза и уши руками. Её народ считал грозу немилостью Великой Богини.