— Увы мне, — простонал Грегор. — Какой вы хотите рассказ: длинный или короткий?

— Длинный, — хором сказали Булле и Лисе.

Не менее десяти минут ушло у Грегора на рассказ о детстве в Фарсунне, о его сердитом папаше, который хотел сделать из него профессионального волейболиста, о том, как он, Грегор, воспротивился воле семьи и уехал в Париж изучать биологию.

— Вот там-то я и познакомился с Агнетой, — сказал Грегор. — Самым прекрасным существом из всех двуногих.

— С курицей? — спросил Булле с набитым ртом.

На самом деле он всего лишь хотел поделиться с Грегором чипсами, потому что чипсы — одни с курицей, другие с сыром — оказались единственным, что нашлось съестного в доме, если, конечно, не считать насекомых.

— Спасибо, не хочу, — сказал Грегор. — На чем я остановился?

— На Париже.

— Вот именно. Я, как говорится, влюбился по уши. И даже осмелился пригласить ее на концерт группы «Дебителс». И представьте, она согласилась! А когда группа исполняла песню «Шилавзью»,[10]она повернулась ко мне и сказала на австрийский манер: «О, какая кразивая песня, какая кразивая песня, Грегор!» — и поцеловала меня прямо в губы, пока «Дебителс» пели «Шилавзью, йе-йе-йе…». Это был прекраснейший момент всей моей жизни. Следующий момент тоже был прекрасным. И последующие тоже. Вплоть до того дня, когда я по ошибке выпил из того кувшина…

— Несчастный случай, — сказал доктор Проктор.

— Случай?! — фыркнул Грегор и побагровел от гнева. — Виктор, ты поставил кувшин с опасным для жизни эликсиром в наш общий холодильник! Ик!

— И я об этом сожалею, — проговорил доктор Проктор. — Но ведь тебя никто не заставлял тайком воровать его с моей полки, Грегор!

Грегор и Проктор долго смотрели друг на друга.

Потом Грегор опустил голову:

— Ты прав. Я не должен был делать это.

— Урок не прошел даром, — сказал Булле. — Вы не стали есть Перри.

— Я не ем домашних любимцев. У всего есть границы.

— Ну а все-таки что же случилось, когда вы выпили из того кувшина? — спросила Лисе.

— Что случилось? — сказал Грегор. — В ту же ночь я проснулся, весь покрытый слизью. Она сочилась из моего собственного тела. Я почувствовал, как прыгает мое адамово яблоко, и испытал странное желание ловить моль, комаров и муравьев. Поначалу изменения были не очень большие. Но я стал сильнее. Я мог прыгать на девять метров в длину. С места!

Я мог мыть окна на втором этаже, стоя в саду и подпрыгивая. Я стал суперменом! Я был уверен, что Агнета теперь будет любить меня еще больше. Но однажды вечером произошло то самое роковое…

Грегор замолк.

— Что же, что? — спросила Лисе.

Грегор закрыл лицо руками:

— Я провожал ее домой из кино и захотел поцеловать. В губы… и…

— Ой-ой, — сказал Булле.

Грегор перевел дух и продолжил:

— Стоило мне высунуть язык, она закричала.

Я тогда и сам не подозревал, каким он стал длинным. И к тому же липким. Она завизжала, как поросенок под ножом. Я побежал домой и заперся в комнате.

Я надеялся, Агнета постепенно привыкнет к поцелуям парня с таким длинным языком. Но на следующий день хозяин сказал мне, что она собрала чемодан и уехала к себе в Австрию, в Зальцбург.

Грегор умолк, уставившись в пространство, его кадык ерзал вверх-вниз, как будто бедняга пытался проглотить свое горе.

— А что потом? — почти шепотом спросила Лисе.

— Шли месяцы, я надеялся, что она вернется. Надеялся до того дня, когда случайно включил телевизор. Она была там. Вместе с Бруно. Они пели. И выглядели влюбленными. Их группа называлась «БАБА»,[11]а песня — «Дэнсин квин», «Танцующая королева».

— Ой, я ее обожаю! — воскликнула Лисе и запела: — «Юа де дэнсин квин…»

— Перестань! — завопил Грегор и заткнул уши.

— Вы чего? — обиделась Лисе. — Я пою не насто-о-олько плохо…

— Вот именно, — сказал Булле.

— Дело не в пении, а в песне, — сказал Грегор. Лицо его стало серым. — Она разбила мое сердце. Три недели после этого я пролежал в постели. Как бессильная, безвольная тряпка, ни на что не способный.

И каждый раз, когда я приходил в себя, по радио крутили песню группы «БАБА», и я опять падал без сил. Это продолжалось до тех пор, пока ко мне в комнату не вошел Виктор.

Доктор Проктор пожал плечами.

— А что я сделал? Только поставил пластинку, чтобы подбодрить друга.

— Но это была нужная пластинка, Виктор.

— Видимо, так, — сказал Проктор. — Потому что он выпрыгнул из постели. Даже не выпрыгнул, а стал прыгать, как резиновый мячик, между полом, стенами и потолком.

— Это была дебителовская «Шилавзью», — сказал Грегор.

— Понимаю, — сказала Лисе.

— Что понимаешь? — спросил Булле и удивленно посмотрел на Лисе.

— Да, — продолжала Лисе. — Песня напомнила вам о самом счастливом моменте в вашей жизни, когда Агнета поцеловала вас. К вам сразу вернулась суперсила.

Грегор печально кивнул:

— И она до сих пор со мной.

— Ага! — сказал Булле. — Вот почему вы прыгнули на пятьдесят метров там на холме. Вы услышали «Шилавзью».

— К сожалению, когда я слышу «БАБА», то становлюсь мягким, как желе, и ничего не могу.

— Но кое-чего я так и не понял, — сказал Булле. — Что вам нужно было в коллекторе?

Грегор пожал плечами:

— Я ведь лягушка, мне иногда бывает скучно на поверхности земли. Особенно зимой, когда лягушкам полагается спать подо льдом. И тогда я общаюсь с лягушками в коллекторе.

— С лягушками в коллекторе?

— Там тепло.

— Что вы делаете?

— Болтаем о том о сем. Иногда перехватим какого-нибудь тараканчика или паучка. Веселимся.