– Надо же, какое невезение, звезды со своим дурацкимрасположением на стороне этого субъекта.

– А вам не кажется, – предположил я, – что это сделанопреднамеренно?

Кроум покачал головой:

– Нет, у него свои правила – идиотские правила, – и он ихпридерживается. Четкое предупреждение. Это пункт. Вот где проявляется егохвастовство. Я почти уверен, что этот малый пьет виски «Белая лошадь».

– О, это гениально! – воскликнул Пуаро. – Он пишет письмопечатными буквами, а напротив стоит бутылка.

– Вот именно, – сказал Кроум. – Любой из нас время отвремени делает то же самое, подсознательно копируя то, что стоит перед глазами.Он начал писать «Уайт» и продолжил «хорс» вместо «хэйвн»…

Как выяснилось, инспектор тоже едет на поезде.

– Даже если по какой-то счастливой случайности ничего непроизошло, надо быть в Черстоне. Наш убийца там или был там сегодня. Один измоих людей сидит на телефоне до отхода поезда на случай, если что-то поступит.

В тот момент, когда поезд тронулся, мы увидели человека,бегущего к перрону. Он поравнялся с окном инспектора и что-то выкрикнул.

Мы с Пуаро поспешили по коридору и постучали в купеинспектора.

– Что, есть новости? – спросил Пуаро.

Кроум спокойно ответил:

– Плохие. Сэр Кармайкл Кларк[15] найден с пробитой головой.

Сэр Кармайкл Кларк, хотя и не имел громкого имени, былчеловеком довольно высокого положения, а в свое время – очень известнымларингологом. Уйдя на пенсию, он посвятил себя одной из самых больших страстейсвоей жизни – коллекционированию китайской керамики и фарфора. Спустя нескольколет, унаследовав значительное состояние от дядюшки, он смог предаться своемуувлечению полностью. Он стал обладателем одной из самых известных коллекцийкитайского фарфора. Сэр Кларк был женат, но не имел детей и жил в доме, которыйпостроил сам для себя недалеко от девонширского побережья. В Лондон он ездилочень редко, в основном когда устраивался аукцион.

Не требовалось особой сообразительности, чтобы представить,какой шум вызовет в прессе его смерть, последовавшая за смертью молодой исимпатичной Бетти Барнард. Дело усугублял тот факт, что это случилось вавгусте, когда газеты испытывают недостаток в интересных материалах.

– Хорошо, – сказал Пуаро, – возможно, огласка сделает то,что не удалось сделать частными усилиями. Теперь вся страна будет выслеживатьABC!

– К сожалению, – заметил я, – это то, что он хочет.

– Верно. Но это погубит его. Окрыленный успехом, он станетнеосторожен… На что я надеюсь, так это на то, что он может быть опьянен своеюловкостью.

– Пуаро, это так необычно! – воскликнул я, внезапнопораженный одной мыслью. – Вам не кажется, что это первое преступление такогосорта, которое нам с вами приходится расследовать?

– Вы совершенно правы, мой друг. До сих пор судьбапреподносила нам работу изнутри. То была история жертвы широко известной.Важными моментами являлись: кому выгодна смерть? Какие благоприятныевозможности были у тех, кто находился рядом, для совершения преступления? Этовсегда было «интимное преступление». А здесь впервые в нашей с вами практикеимеет место хладнокровное, беспристрастное убийство. Убийство извне.

Я содрогнулся:

– Это довольно ужасно.

– Да. С самого начала я, когда прочитал то письмо,почувствовал, что здесь есть что-то уродливое… – Он раздраженно сталжестикулировать. – Нельзя давать свободу нервам… Это – ничуть не хуже, чемсамое обычное преступление…

– Это… это…

– Разве хуже, когда лишают жизни незнакомца, а не кого-то изблизких и дорогих – того, кто доверяет вам?

– Это хуже, потому что это безумно…

– Нет, Гастингс. Это не хуже. Это всего лишь труднее.

– Нет, нет же! Я не согласен с вами. Это бесконечнострашнее!

Эркюль Пуаро задумчиво произнес:

– Тогда его будет легче раскрыть, потому что оно безумно.Преступление, совершенное хитрым и здравомыслящим человеком, было бы намногозапутаннее. Если бы кто-то смог хотя бы найти истинный мотив… Это алфавитноедело… в нем столько противоречий… Если бы я смог увидеть мотив, все стало быпросто и ясно… – Он вздохнул и покачал головой. – Эти преступления не должныиметь продолжения. Скоро, скоро я должен докопаться до истины… Пойдемте,Гастингс. Поспим немножко. Завтра нам предстоит многое сделать.

Черстон, окруженный с одной стороны Бриксгэмом и с другойПейнтоном и Торки, охватывает примерно половину излучины реки Торбей. Еще десятьлет назад на этом месте было только поле для игры в гольф, а ниже поля –простирающийся до моря зеленый простор. Но с недавних пор развернулось широкоестроительство, и теперь береговая линия была усеяна домами, бунгало, дорогами.

Сэр Кармайкл Кларк приобрел участок в два акра с видом наморе. Дом был сооружен по современному проекту: неназойливый белыйпрямоугольник. Если не считать двух галерей, в которых располагалась коллекция,дом нельзя было назвать большим.

Мы прибыли в Черстон примерно в восемь утра. Офицер местнойполиции встретил нас на станции и пояснил:

– Сэр Кармайкл Кларк, похоже, имел обыкновение прогуливатьсяпосле ужина. Когда позвонила полиция – после одиннадцати, – было установлено,что он не вернулся! Поскольку его прогулка обычно имела один маршрут, непотребовалось много времени для того, чтобы обнаружить тело. Смерть наступила врезультате удара тяжелым предметом по затылку. На теле убитого лежал раскрытыйжелезнодорожный справочник «ABC» лицевой стороной вниз.

Мы прибыли в Комбесайд (так назывался дом) около половиныдевятого. Дверь открыл пожилой дворецкий, трясущиеся руки и искаженное лицокоторого говорили о том, насколько его поразила трагедия.

– Доброе утро, Деверил, – сказал наш спутник.

– Доброе утро, мистер Уэллс.

– Эти джентльмены из Лондона, Деверил.

– Прошу вас, джентльмены, проходите.

Дворецкий проводил нас в длинную столовую, где был накрытзавтрак.

– Я схожу за мистером Франклином.

Через одну-две минуты в комнату вошел крупный блондин сзагорелым лицом. Это был Франклин Кларк, единственный брат покойного.Решительный и, похоже, привыкший к неожиданностям.