– Конечно, нет! – Гаяне вспыхнула, мгновеннозаводясь с полоборота. – Некоторым все можно! Если бы мы с тобой,Лизанька, не пришли на репетицию – представляешь себе, какой скандал закатил бынаш Великий и Ужасный!

– Айвазян! Штукина! – прикрикнул на подруг главныйрежиссер. – Мы вам не мешаем выяснять отношения? А то можем перенестирепетицию в другое помещение, а сцену оставить в вашем распоряжении!

– Извините, Олег Игоревич! – пропищала ЛизаШтукина своим звонким пионерским голосом.

– Свиристицкая, повтори сцену с самого начала. Тывыходишь из-за левой кулисы, поворачиваешься к залу и говоришь…

Что должна сказать героиня, осталось неизвестным, потому чтов этот самый момент из-за правой кулисы вышла уборщица тетя Клава с такимвыражением лица, что Главный застыл в немом восхищении и всерьез подумал, непропадает ли в уборщице великая драматическая актриса.

– Там… – едва слышно проговорила тетя Клава,показывая рукой куда-то назад и дико тараща глаза.

– Немедленно очистить сцену! – завопила помощникрежиссера Лютикова, устремившись наперерез тете Клаве. – Черт знает чтотворится! Вы понимаете, что идет репетиция!

– Репетипитиция! – передразнила Лютиковууборщица. – Какая еще репетиция! Там… там…

– Да что там такое?! – тоном страдающегонепризнанного гения воскликнул Олег Игоревич.

– Там… Валерию Борисовну убили! – выговориланаконец тетя Клава распиравшую ее поразительную новость.

– Как? Что? Не может быть! – загалдели все в одинголос и бросились толпой к неожиданно прославившейся тете Клаве. Репетиция былаокончательно и бесповоротно сорвана.

Сплоченный театральный коллектив во главе с уборщицей,переживавшей свой звездный час, дружно шествовал по полутемным переходам икоридорам таинственного закулисного мира. Чуть не бегом миновали тесныеактерские грим-уборные, поднялись по узкой винтовой лестнице и вышли на узкийбалкончик, с которого обычно перед новым спектаклем осматривали разложенные наполу декорации. На балкончике было явно мало места для всех любопытствующих,задние давили на передних, прижимали их к шатким, неустойчивым перилам.

– Ну что, ну что там? – жадно спрашивала ЛизаШтукина, пытаясь разглядеть что-нибудь через плечи и спины коллег и горькосетуя в душе на свой пионерский рост. – Что там, что-нибудь видно?

– Видно, – односложно ответил ей мрачный пожилойкомик Задунайский и, с трудом переведя дыхание, пропустил вперед неугомоннуютравести.

Лиза, активно работая локтями, пробилась в первые ряды изамерла, пораженная увиденным.

Внизу, у ног потрясенной театральной общественности, на тойплощадке, где обычно художник раскладывал неоконченные или вполне готовыедекорации и фрагменты оформления сцены, лежала в живописной и трагической позеВалерия Борисовна Кликунец, театральный завсегдатай и спонсор, постояннаяпосетительница репетиций и прогонов, свой человек за кулисами.

Холеное, надменное лицо Валерии Борисовны было искаженогримасой скорее презрительного высокомерного недоумения, нежели страха. То, чтоона была мертва, не вызывало ни малейшего сомнения – об этом ясно говорилишироко открытые безжизненные глаза, а еще яснее – длинная шпага, вонзенная вгорло, прямо под подбородок, и приколовшая мертвую женщину к дощатому полу, какбулавка прикалывает жука к донышку коробки в коллекции энтомолога. Шпагаказалась театральной, бутафорской, но горло женщины было пронзено всерьез, исовершенно всерьез вокруг нее на полу расплылась огромная лужа темной крови.

Довершал эту картину букет темно-красных роз, брошенный нагрудь Валерии Борисовны.

Лиза Штукина не отрываясь глядела на эту поразительнуюмизансцену, созданную неизвестным, но весьма одаренным режиссером, –мизансцену восхитительную и ужасную. Почему-то она обратила внимание на запах –сложную смесь типично театрального запаха краски и пыли, тонкого аромата роз иедва ощутимого, сладковатого и тлетворного запаха крови.

– Всем возвратиться на репетицию! – громкоскомандовал Олег Игоревич, вспомнив о своей руководящей роли. – Ни к чемуне прикасаться! Тело не трогать! В первую очередь это касается вас, КлавдияНиканоровна! – повернулся он к уборщице, и, только убедившись, что егоуказания неукоснительно выполняются, достал мобильный телефон и набрал номермилиции.

Вернувшись на сцену, Лиза Штукина увидела стерву, заразу,содержанку – то есть Ольгу Чижову собственной персоной. Ольга удивленнооглядывалась, пытаясь понять, куда подевались все ее коллеги.

– А что случилось? – спросила она у появившихсяиз-за кулис актеров. – Репетицию что, отложили?

– Вас ждали, милочка! – с непередаваемым сарказмомсообщила опоздавшей примадонне Гаяне. – Олег Игоревич так и сказал: поканет нашей звезды, репетицию не начинать!

– Между прочим, – горячо зашептала на ухо Гаянераскрасневшаяся от эмоций Лиза, – ее здесь не было!

– Что значит – не было? – переспросиланезадачливая подруга. – Когда не было? Кого не было?

– Примадонны нашей не было! Здесь не было, нарепетиции!

– Ну не было, – до Гаяне по-прежнему недоходило, – и что с того? Главный знал, что ее нет на репетиции.

– Ее не было на репетиции во время убийства! Мы всебыли здесь, значит, у нас есть алиби, а у нее алиби нет!

– Правда! – Глаза Гаяне зажглись горячимохотничьим азартом, и она решительно направилась к Ольге.

– Милочка, – начала она, поравнявшись со своейжертвой, – вы ведь, кажется, не ладили с Валерией Борисовной? Постоянножаловались, что она вам проходу не дает?

– Мы с Валерией Борисовной как-нибудь самиразберемся, – отшила коллегу наглая примадонна.

– Не разберетесь, – мстительно прошипела Гаяне, –Валерию Борисовну только что убили.

– Вот как? – только и смогла вымолвитьЛола. – Что это вы обе несете? Совсем от зависти помешались?

– В данном случае они говорят правду, – вмешалсякомик Задунайский, – Валерию Борисовну действительно только что нашлиубитой – там… – Он неопределенно махнул рукой в сторону служебныхпомещений.

– Чушь какая! – нервно воскликнула Лола. –Кому это, интересно, понадобилось ее убивать?

– Вам лучше знать, милочка, – елейным тономзаговорила Штукина, – ведь это у вас с ней были какие-то особые отношения…Ведь это вам она пела дифирамбы и не давала проходу! Подарки дарила… Вы самижаловались.

– Я вовсе никому не жаловалась, – с металлом вголосе произнесла Лола, – уж вы-то последний человек, с кем бы я сталаобсуждать свои, как вы изволили выразиться, особые отношения с мадам Кликунец.Другое дело, что вы бесконечно подслушиваете под чужими дверями, а потомсладострастно разносите по театру сплетни, причем нагло искажаете информацию.