– Это значит, я хочу, чтобы ты поцеловала меня, – сказал он, хотя желание разрывало его еще сильнее, чем когда-либо. Как будто он мог простоять так всю ночь и не замечать его. – Я не думаю, что непонятно высказался.

– Поцелуй – это единственная награда за долгие часы, проведенные верхом, и тяжелый труд у огня? – Амая снова дразнила его. Или, как Кавиану хотелось думать, она начинала управлять его жизнью? А может, уже держала его жизнь так крепко, что ему было тяжело дышать? – Недостойная оплата всех моих попыток осчастливить тебя. Разве ты не должен сам порадовать меня взамен?

– Поцелуй меня, – предложил Кавиан, – и ты узнаешь, чем я могу порадовать тебя, azizty.

Амая не смеялась, хотя он чувствовал небывалую легкость. Амая обвила руками его шею и прижалась к нему. Кавиан ждал. Она остановилась на секунду, ее губы почти коснулись его губ, а взгляд был торжественным и серьезным.

Так же она смотрела на него, когда они впервые встретились взглядом во время принесения клятвы.

А на следующее утро брат Амаи сообщил, что она покинула дворец.

– Если ты нарушишь еще одно обещание, прощения уже не будет, – едва узнавая себя, произнес Кавиан.

Ее губы дрогнули в улыбке, но она не отпрянула.

– Это была твоя версия прощения?

Кавиан едва слышал ее из-за сумасшедшего гула сердца.

– Ты поймешь, если меня это несколько смутило?

– Ты единственное живое существо, которого я когда-либо прощал.

Неожиданное и резкое признание. Кавиану не стоило этого делать, но ему было важно, что Амая не осуждала его, а, наоборот, принялась защищать.

– Это честь для меня, – тихо ответила Амая, словно давая еще одно обещание, и поцеловала его.

Ее губы были сладкими и манящими, и Кавиан с жадностью припал к ним. Он позволил ей изучать себя, пробовать на вкус и дразнить, целовать снова и снова, пока у него не перехватило дыхание. И затем, не в силах больше терпеть, он запустил руки в ее волосы, прижимая к себе.

Загорись вокруг них огонь, он бы не заметил.

Кавиан поднял Амаю, и она обвила ногами его бедра. Наклонив голову, он продолжал целовать ее еще сильнее и глубже. Он мог целовать ее вечно. Время для него словно остановилось.

Затем, когда Кавиан услышал стоны, срывающиеся с ее губ, он отнес Амаю на постель и уложил на мягкие покрывала.

Он растянулся над ней, вжимая ее в постель, и поцеловал вновь. Он никак не мог насытиться, утолить свою жажду.

Ее руки скользили по его телу, изучая, впитывая в себя. Кавиан прижал ладонь к изнывающему лону, пока Амая не застонала, и затем, отодвинув кружевное белье, он скользнул пальцами внутрь.

Она кричала его имя, и для Кавиана это была еще одна клятва. Его переполняло отчаяние, которого он никогда прежде не чувствовал. Он жаждал оказаться внутри ее. Его руки дрожали, когда он раздевал ее и снимал с себя белье.

Кавиан обнял Амаю и прижал к себе. Ее губы коснулись его шеи. Он вошел в нее медленно и легко, держа ритм даже тогда, когда Амая начала нетерпеливо двигаться под ним, пытаясь ускориться.

Он засмеялся, чувствуя, как эйфория наполнила его душу, а пальцы Амаи сильно впились в его спину.

Он двигался медленно, доставляя им обоим небывалое наслаждение.

– Пожалуйста, – шептала Амая, – пожалуйста, Кавиан.

Ее лицо раскраснелось, тело на мгновение замерло, она запрокинула голову, и для Кавиана она сейчас была самой красивой женщиной на земле. Он вновь входил в нее, принося собственные клятвы. И когда Амая достигла оргазма, он следом за ней ощутил долгожданную разрядку.

Обратная дорога была другой.

«Все теперь по-другому», – думала Амая.

Она снова сидела перед Кавианом, окутанная его мощью и теплом, пока арабский скакун вез их на юг. Она не могла понять, что изменилось в ней, отчего она едва узнавала себя.

Пустыня простиралась вокруг, коварная и необъятная. Амая ненавидела пустыню: удушающая жара, никакой жизни вокруг, абсолютная пустота.

Но сегодня все казалось иным. Амае хотелось, чтобы пустыня тянулась вечно, незнакомая и безграничная, как море. А может, ей хотелось, чтобы не заканчивалась их поездка.

Их жизнь теперь была насыщена романтикой.

Кавиан разбудил утром Амаю. Подняв на руки, он погрузил ее в огромную ванну, которую она не заметила за ширмой накануне. Амая поморщилась, пытаясь пошевелиться в теплой ароматной воде, и Кавиан тихо зарычал.

– Держи себя в руках, – приказал он ей. – Нужно, чтобы мышцы расслабились, иначе обратная дорога будет для тебя пыткой.

Амая честно пыталась держать себя в руках.

Но Кавиан тоже погрузился в ванну: он был настолько горяч, а его руки так манили, его плоть упиралась сзади в ее бедра. Амая пошевелилась несколько раз, чувствуя, как дрожь пробегает по ее телу, пока Кавиан не застонал от нетерпения. Он взял ее за талию и, приподняв, усадил вновь на себя, на этот раз глубоко входя в нее.

Теперь Амая лежала у него на груди, ощущая внутри себя его возбужденную плоть, вновь чувствуя, что оргазм близок.

– Так лучше? – мягко спросил Кавиан через пару минут. И это было волшебно: ощущать его внутри себя, слышать его гулкий дразнящий голос за спиной. – Я хочу отдохнуть, Амая. Если тебе нужно что-то еще, тебе придется поработать самой.

Тем не менее он сжал горячими руками ее грудь, посылая легкие электрические импульсы по всему ее телу, и провел пальцами по соскам.

Амая положила голову на его плечо.

– Я думала, ты предпочитаешь все контролировать. Ведь ты – король.

– Думаю, я могу забыть о своем могуществе на время ванных процедур, – мрачно заверил ее Кавиан, слегка пошевелившись, так что внутри ее все сжалось. – Отпусти все свои зажимы и страхи, и давай посмотрим, что из этого получится.

И Амая взобралась на Кавиана. Она не чувствовала себя достаточно уверенно в позиции сверху, но все же ей хотелось доставить Кавиану максимальное удовольствие. Все это время руки Кавиана блуждали от ее напрягшейся груди к точке наслаждения. В конце концов, Амая уже не понимала, кто управлял процессом, хотя это было не важно. Приближалась жаркая кульминация, которая оставит ее совершенно обессиленной. Амая была рада, что они не видят друг друга, ведь Кавиан сразу бы заметил, в каком она состоянии. Ее уязвимость была бы написана на ее лице.

* * *

Когда пришло время возвращаться, Амая была этому очень рада. Ей нужно было много свободного времени, чтобы собраться с мыслями, пока никто не видит, что она в расстроенных чувствах. Пока ей не нужно будет признаться самой себе, как ей больно и сладко одновременно.

– Никогда не понимала прелестей пустыни, – сказала Амая, забывшись, когда конюшни показались перед ними. Испытывала ли она облегчение от того, что поездка скоро завершится? Она не могла четко ответить на этот вопрос.