Она думала, что сейчас он засмеется, прикажет раздеться и овладеет ею, чтобы доказать, как они подходят друг другу. Доказать, что он состоит из камня, а не из плоти.

И Амая хотела этого, хотела его, насколько она может обладать им. Но в этом не было ничего постыдного, только любовь.

Но вместо этого Кавиан глубоко вдохнул и выдохнул, долго и тяжело, словно ему было больно. И затем его королевское величество, Кавиан ибн Заид аль-Талаас, правящий шейх Даар-Талааса, опустился перед ней на колени.

Его губы слегка изогнулись при виде ее измученного лица. Он наклонился к ней и взял ее лицо в ладони, словно какую-то ценность.

– Это и есть любовь, – пророкотал он. – Так все и происходит. Ты преследовала меня с момента, как я тебя увидел. Я искал тебя по всему миру. Ты живешь в моем теле, моей крови, моих мыслях. Ты моя. – Он покачал головой, не улыбаясь. – Ты никогда не будешь похожа на Елизавету. Она никого не любила и никогда не полюбит. Тебе не стоит беспокоиться о том, что я предам тебя, беременную или нет. Я не очень умею делиться и не ожидаю от тебя большей щедрости, чем моя. Нет цены, которую ты должна платить, azizty. – Он наклонился, и его губы коснулись ее. – Только это.

Он поцеловал ее, и мир переродился. Он целовал ее, любил ее, и Амая чувствовала себя огромной, как пустыня, яркой, как звезды, блестящей, словно солнечный свет, падающий в комнату.

Кавиан отстранился от нее, ожидая, когда она откроет глаза и посмотрит на него. Его лицо было серьезным, жестким и суровым, губы сжаты, взгляд беспощадный. Он был создан из камня и теперь принадлежал ей, весь целиком. Наверное, потребуется не одна жизнь, чтобы привыкнуть к этому.

– Я люблю тебя, Амая, – тихо сказал он, и его слова запели в ней, и не было этой песне конца. На губах появилась легкая, едва заметная улыбка, и все внутри Амаи засветилось. – Выходи за меня замуж.

Она улыбнулась и, обвив руками Кавиана за шею, прижалась к нему, не вставая с колен.

– Ты спрашиваешь меня? – поддразнила его она. – Потому что это звучит как еще один приказ, королевская команда.

– Я спрашиваю. Сомневаюсь, что это еще раз повторится. – Он запустил пальцы в ее волосы, а другой рукой прижал к себе ее бедра.

Она улыбнулась ему, полностью подчиняясь, рискуя всем, и никогда еще Амая не чувствовала себя сильнее или увереннее.

– Выходи за меня, Амая. – Его глаза блеснули. – Пожалуйста.

«Ужасные шейхи никогда не уступают, – подумала Амая, – и этот упорнее всех. Кавиан не единожды это доказал. Но, видимо, даже он может немного прогнуться. Лишь чуть-чуть, но этого достаточно».

– Я согласна, – мягко ответила она, глядя ему в глаза, чего не делала, когда они подписывали бумаги и когда она сбежала от него. Сейчас она знала, в чем клянется, и каждое ее слово имело значение. – Я обещаю тебе, Кавиан.

Амая прижалась к нему и поцеловала его, показывая, насколько серьезны ее слова.

Кавиан провозгласил ее королевой на грандиозной церемонии, о которой написали в тысячах газет по всему миру и которую показали по всем каналам телевидения. Бакри и Даар-Талаас объединились перед лицом других государств и против их общих врагов.

Его жена, наконец-то его.

– На этот раз, – начал он с полным удовлетворением в голосе, когда они связали себя узами на трех языках, в двух религиях и по законам как минимум трех стран, – ошибки быть не может. Ты моя.

– Я твоя, – согласилась Амая, вызвав его экстаз одной лишь улыбкой.

Наконец она принадлежит ему.

Более того, она стала королевой, которой, он мечтал, она будет. Она была красива, чтобы стоять рядом с ним, вызывая восхищенные вздохи людей. Она была хороша в своей работе и не боялась запачкать руки, если необходимо. Народ любил ее, как и он. Ею восхищались и за то, что она заставила себя разыскивать, и за ее неожиданное подчинение. Люди называли ее сильной королевой, как в старинных песнях, веря, что она такой же воин, как и их король.

Они любили ее.

И полюбили еще больше, когда спустя восемь месяцев после свадьбы она родила первенца, разорвав кровавый круг мести. Их сыну не нужно было мстить за своего отца, ему не надо будет мучиться переживаниями, каков он на самом деле. Он будет знать это и так.

Еще через полтора года Амая родила девочку, самую милую в истории этого мира, по утверждению самого короля. В честь ее рождения был устроен государственный праздник.

Кавиан сделал ее величайшей королевой в истории Даар-Талааса, а она сделала его великим человеком.

Она любила его отчаянно и сильно и требовала того же взамен. Она сопротивлялась ему так же страстно, как и отдавалась ему, и Кавиан научился покоряться. Немного, но этого было достаточно. Она прощала его и спасала каждый день.

Каждый день она обучала его. Он не бросил ее мать в темницу, как собирался, и по прошествии лет увидел в этом свои плюсы. Елизавета не могла стать уютной и милой или даже терпимой, но она стала бабушкой гораздо лучшей, чем когда-либо была матерью.

– Она смягчилась, – однажды сказал он Амае, когда они стояли в старом гареме и наблюдали, как дети играют с бабушкой в лучах пустынного солнца. Белокурая женщина смеялась, держа в руках извивающуюся пятимесячную девочку. Когда она была с детьми, ее было не узнать. – Никогда бы в это не поверил.

– Не только она стала мягче, – ответила Амая и улыбнулась в ответ на его шутливо-сердитый взгляд.

– Я мужчина из камня, azizty, – произнес он, не сдержав улыбки.

Амая же рассмеялась, и мир вокруг замер. Так же как когда-то давно, когда он впервые увидел ее на видеозаписи. Так же как, он был уверен, будет, когда они станут старыми и седыми.

– Ты мужчина, – согласилась она и, встав на цыпочки, поцеловала его быстро, сладко и страстно. Кавиан чувствовал на губах и в глубине души ее улыбку. – Мой мужчина.

Затем она взяла его за руку и повела к солнцу и к их яркому будущему.