– Никогда? – Кавиан усмехнулся. – Ты дочь могущественного короля пустыни. Она глубоко в твоей крови, понимаешь ты или нет.

– Песок мало меня интересует, – ответила она.

– Ты опять пытаешься выстроить между нами стену непонимания, azizty? – Его губы почти касались ее шеи, голос зажигал ее изнутри, а его легкое изумление делало пламя еще ярче. – Сколько раз мне нужно овладеть тобой, чтобы ты поняла: между нами нет никаких преград? Тебе лучше просто подчиниться мне, вот и все.

– А может, мне действительно не нравится пустыня. Что в этом странного? – сказала Амая и рассмеялась, чувствуя, как его тело напряглось. – Не нужно повсюду видеть заговоры и ложь, Кавиан.

– Ты думаешь, я слишком подозрителен?

– Конечно. И в изобретательности тебе тоже не откажешь. Ты устроил грандиозное шоу. Загнал меня в дворцовые купальни, затем заставил играть королеву перед жителями деревни. Тебе скорее нужна не королева, а игрушка.

– Может быть, ты и права.

Амая победила, чувствуя, что Кавиану рядом с ней спокойно. Он стал улыбаться гораздо чаще, от его мрачности почти не осталось и следа.

Они молча въехали во двор. Кавиан спрыгнул с лошади и провел ее до самых конюшен. Сняв Амаю из седла, он вновь продемонстрировал свою мощь и силу.

И Амае захотелось оказаться с ним наедине, чтобы вновь прильнуть к его твердой груди. Словно ей уже не мыслилось жизни без этих прикосновений.

– Мы поженимся через две недели, Амая, – сказал Кавиан.

– Ты словно мне угрожаешь, – со смехом ответила Амая.

Кавиан улыбнулся.

– Тебе нравится жесткость, – ответил он и провел пальцем по ее скуле. Кровь в жилах Амаи закипела. – Каждый раз ты восстаешь, чтобы встретить ее. Ты станешь превосходной королевой, azizty.

И Амая не стала с ним спорить, только улыбнулась. Она чувствовала внутри себя тепло и свет.

Когда наступила свадебная неделя, Кавиан настоял на том, чтобы гостей встречали по всем правилам королевского этикета. Его не волновало, что торжественность и помпезность происходящего вызывали в Амае еще большее упрямство.

– Мы же не будем сидеть на троне со скипетром, правда? – спросила она, пристально смотря на него.

Кавиан дал инструкции подготовить Амаю к приему: на ней было новое платье, волосы заплетены в косы. Амая выглядела восхитительно: царственно и торжественно. Настоящая королева.

Но Кавиан уже очень хорошо изучил ее и знал, что ей не очень нравятся комплименты. Она уже однажды согласилась стать королевой пустыни, но так до сих пор не привыкла к ней. Со временем она должна понять: теперь они вместе навсегда.

– Трон только один, – спокойно ответил Кавиан. Он стоял в дверях, пока женщины суетились вокруг Амаи, и смотрел на ее милое лицо, считывая с него все ее эмоции. – На нем буду сидеть я. Но если ты хочешь держать скипетр, уверен, мы можем сделать один для тебя.

– Очень смешно.

Амая поняла, что выбрала не слишком подходящий тон для общения с королем при его свите. В ее глазах отразилась печаль. Чем ближе была церемония, тем больше усиливались ее переживания.

– Мне не нужен скипетр. У меня нет никакого желания притворяться королевой дворца.

– В этом и проблема, azizty. Никто не притворяется, в том числе и ты. Потому что ты и есть королева не только дворца, но и всей страны.

Отпустив слуг, Амая, еще больше нахмурившись, направилась к Кавиану. Он каждую секунду наслаждался ее необыкновенной красотой. Не только потому, что сегодня она выглядела исключительно по-королевски. Он понимал: она идеально подходит на роль его супруги.

Неужели она и правда не видела этого? Или это была лишь еще одна из любимых игр – дразнить его до изнеможения? Кавиан взял ее за руку, чувствуя, как она тяжело сглотнула. Амая могла отрицать что угодно, но не магию между ними.

– Если ты посмотришь на меня так в тронном зале, на публике перед гостями, – мягко сказал он, – ты пожалеешь. Я соблюдаю правила приличия только тогда, когда мне это удобно.

Кавиан чувствовал ее тепло под своей ладонью. Ему так хотелось забыть о людях, которые их ждали, прижать Амаю к ближайшей стене и…

– Ты так говоришь, будто я уже свыклась со своей королевской миссией, – пробормотала она, поддразнивая его. Он видел это и в ее взгляде тоже. – И ты опять разговариваешь со мной словно угрожая.

– Я не угрожаю, Амая. Я обещаю.

Она улыбнулась.

Кавиан провел пальцем по ее руке, ее губы слегка приоткрылись от возбуждения. Амая принадлежала ему во всех смыслах. Она могла изо всех сил пытаться отрицать это, но свадьба положит конец всем сомнениям. Раз и навсегда.

Кавиан вдруг вспомнил, зачем пришел к Амае.

– Твоя мать прилетела в аэропорт Рас-Калаат и сейчас на пути во дворец, – сказал он, следя за ее лицом.

Амая вздрогнула, так что, если бы не смотрел на нее, он бы не заметил этого. Она снова сглотнула, и венка на шее запульсировала сильнее, хотя ее лицо побледнело.

– Сейчас?

– Она будет здесь через час. – Кавиан отпустил ее, выпрямился и нахмурился: – Ты ждала ее? Ты побледнела.

– Да, я ожидала, что она приедет на свадьбу, – ответила Амая. – У нее нет больше детей. Да и у меня нет другой матери.

Амая моргнула и огляделась, словно ища путь для побега, и Кавиана это задело. Он уже видел это выражение ее лица, узнавая интонации, как в ночь их помолвки. А наутро она сбежала.

– Чего ты точно не ожидала, как мне кажется, так это того, что наша свадьба вообще состоится, – закончил за нее Кавиан. Ему так хотелось дотронуться до Амаи снова, но он сдержался. – Когда-нибудь, Амая, я надеюсь, ты поймешь, что я держу обещания. Всегда.

Она отошла от него, и Кавиан тут же ощутил пустоту. Ему безумно хотелось притянуть ее обратно к себе. Амая глубоко вздохнула.

– Тебе должно быть важно, что это не то, чего я хочу.

Это звучало смешно, но Кавиану было не до смеха.

– Ты не знаешь, чего ты хочешь.

– Ты слишком самоуверен.

Кавиан пожал плечами, не отрываясь глядя на Амаю.

– Ты убежала, я поймал тебя. И так будет всегда. Точка.

– Да, только я не хотела быть пойманной. – Амая уже не скрывала слез.

– Думаю, если бы представился случай, ты бы не стала возвращаться в Канаду, особенно в Мон-Тремблан.

Амая отвела взгляд, но он не останавливался.

– И конечно, ты бы сражалась со мной. Показала бы мне, насколько тебе неприятно мое покровительство.

– Я только и делала, что противостояла тебе.