Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оправдание для шпионов-предателей и пыток было найдено Эймериком, автором знаменитого руководства, в следующих словах: «Ибо, хотя в гражданских судах признание в совершении преступления не является достаточным без доказательства виновности, здесь, в этой штаб-квартире ханжеского двуличия [в Святой палате], признания достаточно», поскольку ересь «является духовным грехом, и единственным возможным доказательством вины может быть только признание».
Если инквизиция разрешала адвокату выступать в защиту обвиняемого, то Торквемада в статье XVI своих пресловутых инструкций возлагал на адвоката обязанность отказаться от своей защиты в тот самый момент, когда он понимал, что его клиент виновен. По каноническому праву ни один адвокат не имел права защищать еретика ни в одном суде, ни в гражданском, ни в церковном, даже в делах, не имеющих ничего общего с ересью. Свидетели — как правило, шпионы, которые «выступали в суде» против одного обвиняемого, на самом деле вообще не должны были выступать и никогда не подвергались суровому допросу со стороны защиты. Свидетельствовать в пользу обвиняемых инквизицией было редким и безрассудным делом. На большинстве процессов свидетелей защиты просто не было. Свидетельство в пользу любого обвиняемого в ереси могло привести к тому, что свидетель сам становился подозреваемым еретиком; и тогда чумная тень Святой палаты падала на его дом, на его семью, на его средства к существованию, на все и вся, что хоть как-то касалось его жизни, а вокруг вились шпионы, в то время как он существовал в жутком страхе до тех пор, пока не приходила Милиция Кристи и не уводила его в темницу на изощренные церемонии допроса и пыток.
Грех ростовщичества, как и ересь, также являлся предметом интереса инквизиции. Но в большинстве «преступлений» против церкви можно было выявить «аспект ереси» после часа, или около того, разумного расследования любым искусным инквизитором. Торквемада, получивший огромную власть в качестве великого инквизитора и председателя Верховного совета инквизиции, постоянно стремился расширить юрисдикцию Святой палаты. Двоеженство, по его уставу, являлось, главным образом, «преступлением против законов Божиих и осквернением Таинства брака». Прелюбодеяние он не смог истолковать как осквернение того же самого таинства, но ухитрился объявить, что содомию в первую очередь следует наказывать как грех, а не преступление, и что лица, осужденные за это инквизицией, должны быть сожжены на костре.
Целомудрие Торквемады было столь же непреклонным, как и его доктрины, и он, по-видимому, приходил в ярость из-за большого количества духовенства, о непристойном поведении которого докладывали его шпионы. Самая опасная форма такого безнравственного поведения называлась «домогательством» — solicitatio ad turpia, — или злоупотреблением исповедью кающихся в грехе женщин. Это было преступление, которое серьезно подрывало авторитет церкви, поскольку заряжало отборными снарядами дула пушек всех врагов и очернителей Рима. Торквемаде удалось истолковать «домогательство» как форму ереси, так как многие красноречивые священники уверяли своих более снисходительных членов ордена, что согласие дамы не есть грех. Подобные лживые заверения являлись осквернением таинства, и твердая рука Святой палаты падала на предприимчивого духовника, маскировавшего таким образом свою похоть под волю Божью. Но поскольку такие варвары, как Торквемада и его инквизиторы, судя по всему, сами являлись сборищем грешников всех сортов, то не имеется каких-либо свидетельств того, что они слишком жестко обходились с чересчур сластолюбивыми церковниками. Дыба и огонь, согласно мнению, господствующему в Святой палате, следовало приберечь для неверных заговорщиков и еретиков, предпочтительно евреев.
Совесть монархов часто оставалась нечувствительной даже для их собственных католических исповедников, или же они были скользкими как угри, и только иезуиты могли держать их в узде. Когда известный Дон Карлос, сын Филиппа II Испанского, признался настоятелю, что питает смертельную ненависть к своему отцу, — что должно было остаться в тайне, — настоятель нарушил главный закон духовника и тут же сообщил о «грехе» Филиппу, который незамедлительно организовал убийство собственного наследника. Отцы иезуиты прославлялись или пользовались дурной славой — в зависимости от точки зрения, — как капелланы и исповедники особ королевских кровей и даже были известны как «священники из Испании»; но ни один из них не выдал бы тайны исповеди светскому владыке и не стал бы действовать как личный шпион презренного короля.
Воинствующие отцы Общества Иисуса — ордена иезуитов — являлись элитным корпусом секретной службы, непревзойденным и незаменимым отрядом «ударных войск», которым доверяли и которых ненавидели, преданно поддерживали и жестоко поносили, которые прибегали к убедительным обманам и подтасовкам и даже еще более низменным деяниям, но никогда не опускались до служения двум господам. В течение двух столетий они сражались одним и тем же оружием, которым пользовались и которое было понятно людям того времени, но они всегда сражались во имя славы и могущества церкви.
Не совсем уместно называть иезуитов «ударными войсками» в их секретных миссиях, а также в их более известной деятельности в качестве духовных миссионеров и наставников католической веры. Однако лобовая атака не являлась свойственной им стратегией; и во многих случаях она была бы невозможна к тому времени, когда их мобилизовали для борьбы с опасной ересью или инакомыслием. Как нам известно, Папский престол всегда имел в своем распоряжении когорту кардиналов, легион легатов и подлинно ученых мужей. Однако всякий раз, когда интересы Рима в Европе требовали применения дипломатии, контрвлияния или интриг, которые сегодня кажутся неотличимыми от давления и тайных козней светских властей, иезуиты оказывались самыми умными и энергичными тружениками во имя славы католицизма.
Предположим, что требовалось возмутить население короля независимой веры или какое-то обычное постановление светской власти казалось неудобным церковным политиканам. Для такого чрезвычайного церковного положения и существовали агенты, отцы иезуиты. Небольшая их группа, обладая моральной стойкостью и неразборчивым в средствах рвением десятитысячной армии, должна была организовать скрытую тайную атаку, ведя пропаганду, вербуя сторонников, интригуя с потенциальными повстанцами и наставляя потенциальных убийц. В затянувшейся «войне» между Римом и властями протестантской Англии бывали времена, когда вся страна казалась «наводненной иезуитами», хотя в целом никогда и ни на каком этапе борьбы в королевстве не находилось более горстки этих изобретательных и решительных агентов. Священник с не меньшим количеством псевдонимов, как у бывшего заключенного или сегодняшнего обычного преступника, может показаться современному читателю чем-то невероятным; но усердие и конспиративные способности агентов иезуитов в Англии были таковы, что некоторые из них пользовались десятью и даже двадцатью именами — и все ради того, чтобы отследить и нейтрализовать деятельность одного-единственного фанатика.
Английская полиция схватила врага-католика, чье настоящее имя, как оказалось, было Томас Холланд, который был также широко известен как Сондерсон и как отец Холланд-Сондерсон. Он ухитрялся выныривать из подземных ходов своего особого «прихода» в самых разных обличьях: как пожилой путешественник с развевающейся бородой, как чисто выбритый молодой человек атлетического сложения, как слуга дворянина и как сам надменный дворянин, как богатый купец, разгульный солдат или рассеянный ученый и педант. Всеми этими агентами папской секретной службы был отец Холланд-Сондерсон. Англичанин по рождению, он мог говорить по-английски с фламандским, французским или испанским акцентом и, как оказалось, свободно владел всеми этими тремя языками, с английским акцентом или без него. В его главном убежище, предоставленном ему католическими приверженцами, были обнаружены все орудия заговора и шпионажа, включая фальшивые бороды, парики, известные в то время материалы для макияжа и большое количество одежды, пригодной почти для любой жизненной ситуации.