вами гонялся, что, если честно, уже не осталось сил их догонять! – покачал головой Железнов.

– Произвол у вас тут! Я жаловаться буду! – отвернулась к стене Глафира.

– Да, конечно, жалуйтесь, вот завтра с утречка вас вызовет Казимир Евграфьевич, и жалуйтесь на здоровье! А сейчас, не серчайте, барышня, вас проводят! Спокойной ночи, если вам удастся поспать! – с желчной улыбкой ухмылялся Семен Гаврилович.

– Сатрап! – не осталась в долгу Глаша.

Петроград. Октябрь 1923 г.

– Зоя Филимоновна, вы представляете, отец Федор приказал только молиться и верить, что бесы и черти зеленые сами сгинут! А я не могу столько времени ждать, пока люди каждый день там на Обводном умирают! – сообщил Александр Ильин с раздражением, вгрызаясь зубами в кусок мясного пирога.

Пироги у Зои Филимоновны были наивкуснейшими, просто тающими во рту, и Александр не поленился взять с блюда еще один кусок.

– Понимаете, этих зеленых чертей ни одна молитва не возьмет, я их собственными глазами видел, – поежился на месте младший сержант.

– Ах, Сашенька, какой ужас вы рассказываете! – всплеснула руками Зоя Филимоновна. – Может, вам еще чайку подлить?

– Да нет, не стоит, я просто чуток Любу подожду, а то на работе я ее не застал, – покачал головой младший сержант, но все-таки взял с тарелки еще один пирожок.

– Конечно-конечно, Сашенька, ждите сколько нужно, внучка скоро подойти должна. – Пожилая дама тоже присела за стол, сложила руки на груди и принялась перебирать бахрому на скатерти. – Сашенька, вы кушайте-кушайте, не стесняйтесь!

Ильин шумно прихлебнул из чашки горячий чай и заметил:

– Зоя Филимоновна, вы что-то сказать хотели? Мне кажется, вы нервничаете? Это из-за Любы? Не из-за пирогов же? – ухмыльнулся он.

– Извините, Саша, мою прямолинейность. Но нам, старикам, сложно угодить, – сконфузилась старушка. – Просто… Я бы хотела узнать о ваших планах по отношению к моей внучке. Любочка у меня девочка хорошая, и мне бы хотелось, чтобы рядом с ней был достойный человек, – продолжая изучать узор на старой скатерти, сказала бабушка.

Ильин удивленно поднял брови и почесал подбородок.

– Зоя Филимовна, вы, наверное, меня не так поняли. Мы с вашей внучкой просто расследуем одно дело… странное дело… Она мне помогает… – сам запутался во взаимоотношениях с медсестричкой Ильин. – Там дело сложное, и ее консультация как медработника требуется, она действительно очень хорошая… девушка… и хороший товарищ! – Саша незаметно для себя покраснел.

– Я это прекрасно понимаю, но в наше время, когда молодые люди проводили вместе время и дружили, то… ну как бы… родителям стоило про это знать, – снова сконфузилась старушка. – Еще раз извините меня за прямоту.

Александр весело рассмеялся.

– Не волнуйтесь, я вашу внучку не обижу и имею самые серьезные намерения в отношении нее, – прижал он руку к сердцу.

– Честно? – Васильковые глаза старушки ярко блеснули.

– Клянусь партией! – серьезно кивнул Александр.

Зоя Филимоновна облегченно выдохнула.

– Ах, дорогой мой! А я это сразу заметила, как вы, Сашенька, на мою внучку смотрите, это не скроешь. Родители у Любочки давно погибли, только мы с ней остались вдвоем. Поэтому я Любашу никому не дам в обиду, – покачала она головой.

– Клянусь партией, что я буду ее защищать и сам никому в обиду Любочку не дам!

Зоя Филимоновна в слезах кинулась парню на шею и счастливо заплакала у него на плече.

– Спасибо, дорогой мой! Спасибо, Сашенька!

Санкт-Петербург. Октябрь 1893 г.

Настроение у ротмистра Казимира Евграфьевича Жилина было прескверное. Ужасная дождливая погода, серая мутная грязь под ногами, да еще и по пути на службу, аккурат на Кокушкином мосту, к Казимиру Евграфьевичу подскочил толстый неопрятный субъект в мятом сюртуке и грязной шляпе. Он принялся хватать главу столичного сыска за руки, что-то крича прямо в ухо. Слов разобрать было невозможно, субъект, на котором еле смыкался сюртук на объемном животе – пуговицы сюртука практически трещали по швам и готовы были рассыпаться в любую минуту, – бормотал что-то неразборчивое и странное.

– Кто вы такой, наконец? И что вы от меня хотите? – вскричал ротмистр, пытаясь отцепить от себя пухлые пальцы незнакомца.

– Вы Казимир Евграфьевич? Мне очень нужна ваша помощь! Случилась настоящая беда, катастрофа! Конец света, апокалипсис, геенна огненная! – подбирал очередные эпитеты масштаба бедствия субъект.

– Успокойтесь, сударь, что же у вас произошло? Расскажите нормально, и, может, вы обратитесь в Управление на Офицерской улице, я туда как раз направляюсь, могу показать вам дорогу! – скривился Жилин от жесткой хватки мужчины.

– Нет, вы не понимаете, сегодня впервые за пять лет на кухне не было… Блинчиков не было! Даже каши не было, хотя бы манной! Я бы и ее поел! – тараторил толстяк.

– У вас кашу украли? Манную?

Казимир Евграфьевич на всякий случай отшатнулся от него – видно, что этот человек умалишенный, возможно, буйный. Надо как-нибудь незаметно подать знак городовому, пока этот здоровяк не предпринял каких-либо опасных движений.

А толстяк между тем продолжал:

– Я вчера после ванны заснул, так, знаете, притомился и даже не видел, когда она домой вернулась…

– Кто вернулся домой? Каша ваша? – пугающе спокойно произнес ротмистр, пытаясь нащупать служебный револьвер. В такие ситуации попадать ему не приходилось раньше. Он незаметно от господина в мятом сюртуке принялся оглядываться по сторонам в поисках знакомых.

«Почти центр города, район приличный, здесь вроде бы напасть не должен!»

– Да какая каша?! Вы меня совсем не слушаете! Я, говорю, впервые за много лет не позавтракал, ее на кухне не было! – закричал на всю улицу толстяк.

– Кого не было? Каши?

– И каши не было, и блинов не было, и расстегая! А главное – Глаши не было! Какой вы непонятливый! Вы должны ее найти! Глаша потерялась! Моя Глаша! – Аристарх Венедиктович (а ведь это был он, как вы, конечно же, уже поняли) даже пустил слезу.

Для ротмистра Жилина что-то начало проясняться.

«Глаша – это другое дело, это не манная каша! Здесь хоть что-то здравомыслящее в его словах появилось», – подумал про себя Жилин, а вслух спросил:

– У вас пропала Глаша?

– Да-да, моя горничная Глафира, утром ее не было на месте! Я вас тут на мосту уже четверть часа жду, чтобы вы мне помогли! Не хотел в Управление идти, решил здесь с вами, на месте, все обсудить! – затряс его руку Свистунов.

Казимир Евграфьевич облегченно вздохнул: неужели он ошибся и человек этот психически здоров и способен нормально объяснить ситуацию?

– Хорошо, я постараюсь вам помочь. Представьтесь, пожалуйста!

– Аристарх Венедиктович Свистунов, лучший сыщик Санкт-Петербурга и окрестностей, – чинно поклонился