больших собак или маленьких тоже?

— У тебя есть собака, верно? Та, которую носят в сумочке?

— Нет, — подтрунивает он. — Конечно нет.

— Их размер не имеет значения. На самом деле, маленькие даже хуже. Они могут откусить палец.

— И это говорит девушка, которую никогда не кусали.

— Мысль, Ксандер. Это просто мысль.

Он хихикает, потом похлопывает меня по плечу, давая понять, что спина чистая.

— Готова?

— Да. Хотя нет, подожди. Давай сначала обработаем твою рану. У мистера Локвуда есть все необходимое.

Я стучу в дверь, прежде чем со скрипом ее открыть.

— Мистер Локвуд? — Я захожу внутрь. — Иди за мной. По-моему, аптечка там.

Мы проходим по длинному коридору, я распахиваю последнюю дверь справа и замираю, когда мистер Локвуд отрывает взгляд от мертвого тела, которое лежит перед ним на столе.

— Простите, — говорю я.

Грудь мужчины разрезана, и большие скрепки соединяют две половины тела. Очевидно, недавно проводилось вскрытие трупа. Его лицо уже посинело, и все признаки говорят о насильственной смерти несколько дней назад.

— Ничего страшного, заходи.

В комнате холодно, и по моему телу пробегает озноб.

— Мне нужна аптечка. Немного марли и, наверное, антисептик.

Он указывает на маленькую ванную.

— Все там. — Мистер Локвуд накладывает немного крема на лицо мужчины.

Трудно проигнорировать запах в этой комнате. Пахнет чем-то консервированным. Хотя не так уж и отвратительно.

— Он будет в открытом гробу?

— Да. Завтра. — Рядом к стене прикреплена большая фотография этого мужчины — еще живого, и мистер Локвуд с ней сверяется.

— Над ним еще надо поработать, — комментирую я.

— Этим я и занимаюсь. — Он поднимает кисточку. — Не хочешь нанести румяны.

— Что скажешь, Ксандер? Как тебе такая карьера? — Я поворачиваюсь к нему, но он застыл в дверном проеме, с ужасом глядя на труп. Его лицо почти такое же бледное, как и у мертвеца перед ним. — Вероятно, нет.

Я встаю перед Ксандером, но проходит несколько секунд, прежде чем он переводит на меня взгляд.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

— Просто не ожидал. Все нормально.

— Уверен?

— Да.

— Хорошо. Пошли.

Я веду его в тесную ванную и закрываю за ним дверь в надежде, что, не видя тела, он быстрее придет в себя. Подношу руку Ксандера под маленькую струю воды, аккуратно промывая рану с мылом. Его взгляд все еще устремлен на дверь.

— Подожди, — говорю я в поисках шкафчика с аптечкой. Нахожу аптечку и, поставив на стойку, открываю ее. Ксандер выключает воду и вытирает руку.

Я открываю тюбик с антисептиком, беру его руку и выдавливаю немного средства на рану.

— Больно?

— Все в порядке.

Его дыхание касается моей щеки, и я понимаю, насколько мы близко друг к другу. Я накладываю марлевую повязку и поднимаю взгляд.

— Вот и все, как новенькая.

Его лицо приобретает болезненно-серый оттенок.

— Спасибо, — бормочет он и вылетает из ванной.

Я благодарю мистера Локвуда и ухожу. Выйдя на улицу, я замечаю Ксандера, склонившегося над кустами. Это катастрофа. Начиная с мозоли и заканчивая рвотой — мой День профессий просто отстой.

— Мне так жаль. — Я подхожу к нему и сжимаю его плечо. Мама всегда так делала, когда меня тошнит. Это особо не помогает, но мне нравится ощущать ее рядом.

— Я в порядке. Как думаешь, сколько платят за унижение? Потому что, очевидно, в этом я действительно очень хорош.

— Никогда не видел мертвеца?

— Да… — Он вытирает рот рукавом толстовки и выпрямляется.

Заметка: у Ксандера чувствительный желудок. Исключить области, связанные с чем-либо неприятным.

В машине он снимает толстовку — при этом слегка задирается его рубашка — и переобувается в свою обувь. Затем кидает вещи в багажник и забирает оттуда свою одежду. Стараясь не пялиться на все еще обнаженный участок кожи над его джинсами, я снимаю толстовку.

— Может, я поведу? — предлагаю я, глядя на его слишком бледное лицо. — Он колеблется.

— Не доверяешь мне свою малышку?

— Дело не в этом… Хотя да, не доверяю.

— Грубо.

Он залезает в машину. Я устраиваюсь на пассажирском сиденье.

— Ты действительно не позволишь мне вести? Хотя служащему отеля позволил.

— Это было на парковке. К тому же, если ты ее разобьешь, мы больше не сможем быть друзьями. Все еще хочешь за руль?

— Разве у тебя в гараже не стоят три такие же?

— Вообще-то, четыре, но кто считает?

Думаю, он шутит, хотя с другой стороны…

Он заводит машину и выезжает на дорогу. Я смотрю на часы на приборной панели. Пять. Сложно поверить, что прошло уже четыре часа.

Ксандер перестраивается на правую полосу и начинает поворачивать.

— Куда мы едем?

— Я подумал, что мы могли бы поужинать. Недалеко есть французский ресторанчик, который я очень люблю.

Он явно чувствует себя лучше.

— Я не могу. Мама одна в магазине уже полдня. Я должна вернуться и помочь ей с уборкой.

— Еще один час ничего не изменит.

— Мне нужно вернуться.

Он продолжает ехать к ресторану.

— Давай. — Он улыбается мне. Клянусь, эта улыбка может останавливать войны.

— Хорошо. Потом домой.

— Конечно.

* * *

Когда я выхожу из машины и направляюсь к дорогому французскому ресторану, то думаю о слое грязи, покрывающим кожу. Ксандер втер в мои волосы много земли, и я до сих пор ее чувствую. Пытаюсь расчесать локоны пальцами. Зайдя внутрь, я вижу, что все люди, ожидающие в вестибюле, шикарно одеты. Уверена, администратор, который, между прочим, тоже хорошо одет, моментально выпроводит нас отсюда. В конце концов, у Ксандера весь лоб в грязи!

Но администратор приветствует его сияющей белоснежной улыбкой.

— Мистер Спенс, ваши гости уже вас ждут.

— Правда? — Он наклоняет голову. — Тогда ведите к ним.

— У тебя были планы? — спрашиваю я, когда мы следуем за девушкой к дальней комнате.

— Видимо, эти планы были составлены без меня.

Понятия не имею, что это значит, но, когда мы останавливаемся на пороге комнаты, дюжина шикарно одетых людей, заметив Ксандера, начинает смеяться. Один парень встает и обращается к администратору:

— Видите, мы же говорили, что вместе с Ксандером Спенсом.

— Я не должна была сомневаться, — отвечает она, а потом поворачивается к Ксандеру. — Прослежу, чтобы вас обслужили.

— Благодарю. — Ксандер заходит в комнату и направляется к свободному стулу.

— Выглядишь так, будто занимался общественной работой, — говорит кто-то, указывая на его фланелевую рубашку и грязное лицо.

Самоуверенность Ксандера непоколебима. Его осанка столь же прямая, как и всегда, а его привлекательность не уступает никому из присутствующих. С огоньком в глазах он спрашивает:

— И какой идиот использовал мое имя, чтобы не стоять в очереди?

Стоящий парень в очках, которые, уверена, он носит не по