Мама виновато улыбнулась.

– Ты ее балуешь, мам.

– Ну, она же моя принцессочка. Ты из квартиры сейчас говоришь?

Я не хотела, чтобы мама узнала, в каких условиях мы живем, поэтому поскорее сменила тему, а когда стало ясно, что Хейден не вернется, отключилась, решив позвонить позже, после того как Хейден поспит днем.

Потом я проверила электронную почту. Пети так ничего и не написали, зато со мной связалась Клара:

Я ответила Кларе, поблагодарила за помощь и попросила действительно связаться с полицией, хотя и сомневалась, что там нам помогут. После этого я отправила письмо на сайт обмена жильем, объяснила нашу ситуацию и спросила, нет ли у них телефона Пети. Куда же они, черт побери, запропастились? Я прокручивала в голове все возможные объяснения, но моя паранойя нарастала. Может, это какой-то розыгрыш? Попытка испугать тех, кто отзовется на объявление? Подтверждением этой версии служили волосы в шкафу. Я обвела взглядом картонные ящики в углу гостиной, думая, не найдется ли и там чего-то столь же странного. Например, чертика, выскакивающего из коробочки? Фарфорового заводного клоуна, начинающего бить в литавры от одного только прикосновения? Груды кукол с разбитыми лицами? Человеческого черепа или коллекции азиатских секс-игрушек? В своих подозрениях я дошла до того, что всерьез рассмотрела версию со скрытой камерой: может, Пети снимают нас для какого-то извращенного реалити-шоу? Я даже начала осматривать комнату в поисках камер, но затем отогнала эту мысль, сказав себе, что все это просто глупости.

Прошло уже почти два часа с тех пор, как Марк ушел, и я начала волноваться. Он должен был связаться с банком и купить круассаны, неужели это заняло так много времени? Чтобы отвлечься, я прогуглила «способы использования человеческих волос»: в результатах поиска было все, начиная от изготовления париков и заканчивая черной магией. Я попыталась писать, но не могла сосредоточиться. Тогда я пошла в кухню, достала бумагу, которую вчера вытащила из угла шкафчика, и ввела текст в приложение-переводчик.

Из-за приложения структура предложений чуть перепуталась, но это явно был отрывок из школьного сочинения:

(Написание слова «спокойно» на французском – tranquille – учительница исправила красной ручкой.)

Не похоже, чтобы этот ребенок жил в квартире Пети, – хотя бы потому, что тут была всего одна спальня.

Из-за входной двери раздался какой-то стук, и я вздрогнула. Подумав, что это Марк вернулся, я распахнула дверь. В коридоре было пусто и темно, и единственным признаком жизни была песня «Do They Know It’s Christmas?»[21], доносящаяся из квартиры Мирей.

– Тут кто-то есть?

Я прислушалась, не идет ли кто-то по лестнице.

Ничего.

Я могла бы поклясться, что кто-то постучал в дверь. Действительно ли кроме нас и Мирей тут никто не живет? Она так сказала, но других доказательств у нас не было. Возможно, пришло время узнать. Я выскользнула в коридор, в последний момент вспомнив захватить с собой ключи, и подошла к квартире напротив – очевидно, только там мог скрыться постучавший ко мне, ведь с момента стука до того, как я распахнула дверь, прошли считаные секунды. Я прижалась ухом к двери. Тишина. Я постучала, подождала, постучала опять. Вспомнив сцену из фильма, я провела кончиками пальцев по дверной перемычке и нащупала что-то металлическое – ржавый ключ. Какое-то время я недоуменно смотрела на него – я не ожидала, что на самом деле что-то найду.

Затем, прежде чем успела передумать, я сунула ключ в замок и открыла дверь, смущенно пробормотав: «Эй?» Бог его знает, что бы я сказала, если бы в квартире кто-то был. Вначале – вероятно, из-за резкого запаха плесени – мне показалось, что я попала в склеп.

Квартира была больше, чем у Пети, с открытой лоджией и большой кухней, но такой же старомодной. В центре комнаты стоял цветастый мягкий уголок, перед ним – стол, заваленный запыленными тарелками и салатной миской с какой-то бурой пылью, вероятно, остатками обеда. На журнальном столике перед диваном – смятая газета «Ле Монд» 1995 года. Я заглянула в спальню: на кровати – постельное белье, у двери – пара мужской обуви с аккуратно сдвинутыми носками и пятками. Во второй спальне не было никаких личных вещей, только два голых матраса и пластиковые светильники в форме звездочек на потолке. Несмотря на то что сквозь запыленные стекла в квартиру проникал солнечный свет, все мое естество вопило о том, что нужно убираться отсюда к чертовой матери: мне почему-то казалось, что я очутилась на месте преступления.

И я сбежала, вернула ключ на место, даже обрадовалась относительной нормальности квартиры Пети. В ушах у меня шумело. Я уже собиралась принять еще одну таблетку урбанола, когда услышала голос Марка и щелчок дверного замка. Я бросилась к нему. В тот момент я была настолько потрясена увиденным, что не сразу заметила, какое у него выражение лица. Марк протиснулся мимо меня и опустился на диван. Глаза у него бегали, он все время облизывал губы.

– Марк… Что случилось?

– Ничего. – Он напряженно улыбнулся, но его улыбка меня не убедила. – Ничего. Правда. Я просто расстроен из-за банка. Что они отказались разблокировать карточку.

Но дело было не только в этом. У него был вид как после контузии. Я попыталась разговорить его, узнать, что его так испугало, но Марк настаивал, что все в порядке. И в конце концов я сдалась.

Я до сих пор не знаю, что с ним случилось в тот день. Он так и не сказал мне – даже тогда, когда ему уже нечего было терять.

Едва выйдя на улицу, я сразу почувствовал себя лучше. Хотел бы я сказать, что просто рад покинуть это жутковатое здание и душную квартиру, но, похоже, меня переполняет облегчение оттого, что я смогу провести какое-то время вдали от Стеф. Наверное, ужасно думать такое, но прошло уже несколько лет с тех пор, как мы проводили так много времени вместе, – нас всегда отвлекала работа или Хейден, и, наверное, мы привыкли к этому. Если мы расстанемся на час, обоим будет только лучше.