курса чехословацкого руководства… была рассчитана и на поднятие в глазах определенной части общественности Чехословакии авторитета Югославии и ее политики как страны, якобы пришедшей на помощь ЧССР в трудный для нее момент». По оценке журналиста, именно так создавалась и атмосфера для визита в ЧССР Й. Броз Тито. Автор высказал предположение, что «Чехословакия может также явиться еще одним подтверждением с югославской точки зрения правильности пути, по которому пошла Югославия после 1948 года». В качестве доказательства он процитировал абзац из статьи известного белградского эксперта по внешнеполитическим вопросам Р. Петковича в журнале «Международна политика» (№ 432): «По пути, по которому так долго идет Югославии, пошла Румыния, и на этот путь вступила Чехословакия». Родионов с понятным только в определенных партийно-аппаратных кругах сарказмом заключил (оговорив, что опирается исключительно на материалы югославской печати): «СКЮ претендует сейчас в международном рабочем движении на роль борца за „демократизацию“ социализма, за „равноправные отношения между социалистическими странами и между коммунистическими и рабочими партиями“, за независимость и суверенитет социалистических стран»[154].

Сообщение советского посольства о вводе войск стран-членов ОВД в ЧССР с объяснением необходимости этого шага, присланное из Москвы на имя исполнительного секретаря ЦК СКЮ Тодоровича, было передано высокопоставленным сотрудником посольства СССР в Белграде Ю. П. Островидовым в Международный отдел ЦК СКЮ Бориславу Милошевичу 21 августа в 12:30[155]. Советская сторона не стала дублировать данную информацию через югославское посольство в Москве. В свою очередь, посол Видич в тот день был озабочен не сообщениями о событиях в Чехословакии, а изменением обстановки вокруг его посольства: усилением с 18 августа охраны здания и обнаружением с 20 августа слежки за некоторыми сотрудниками[156].

Сообщение Островидова, как и телеграммы из Праги, ввергли югославскую элиту в состояние разворошенного муравейника. При этом каждый участник событий «знал свой маневр». Хотя вторая половина августа и была периодом отпусков, сотрудники Секретариата президента СФРЮ и офицерские чины президентской охраны срочно доставляли высшее партийное и государственное руководство из мест их номенклатурно-укромного курортного отдыха в правительственную резиденцию на о. Бриони. Были задействованы все виды транспорта: автомобили, самолеты, вертолеты и даже быстроходные катера. Когда первые прибывшие появились на острове, Тито уже провел совещание с высшими военными чинами страны и встретил «гостей» почти криком: «…Если на нас нападут, мы будем защищаться, мы заявим об этом во весь голос»[157].

О ситуации в ЧССР немедленно были проинформированы находившиеся в те дни на Бриони по приглашению Тито члены чехословацкого руководства – заместитель председателя правительства ЧССР Ота Шик и министр иностранных дел Иржи Гаек, а вслед за ними и другие высокопоставленные лица, которые вместе с семьями отдыхали на адриатическом побережье (министр государственного планирования Ф. Власак, председатель Центральной комиссии народного контроля Ш. Гашпарик и др.[158]). С. Дапчевич-Кучер и М. Трипало по поручению Тито известили супругу А. Дубчека, которая вместе с сыном отдыхала на острове Крк[159].

Заявление Тито от 21 августа для ТАНЮГ и телевидения Загреба на следующий день было растиражировано в печати. Население страны узнало о «глубоком беспокойстве», вызванном вводом иностранных военных частей в Чехословакию без приглашения или одобрения законного правительства. Случившееся Тито назвал «нарушением суверенитета социалистической страны», явившимся тяжелым ударом по силам социализма и прогресса во всем мире. Ссылаясь на свои недавние встречи с Дубчеком в Праге, Тито заметил, что он был уверен в решимости чехословацкого руководства блокировать любую попытку антисоциалистических сил нарушить нормальное развитие демократии и социализма в Чехословакии. Сообщив о предстоявшем 23 августа пленуме ЦК СКЮ с целью выработки официальной позиции Югославии, Тито решительно призвал к соблюдению порядка и хладнокровию, предупредив, что «…не будут позволены какие бы то ни было демонстрации, которые могли бы выродиться в разного рода провокации. Наш рабочий класс и народ в целом имеют достаточно других возможностей выразить свое негодование подобными действиями в отношении социалистической страны»[160].

На состоявшемся поздно вечером в тот же день расширенном совместном заседании Исполкома и Президиума ЦК СКЮ был обсужден текст заявления. Одним из ключевых моментов стал подбор соответствующего термина для характеристики действий иностранных войск в Чехословакии[161]. День 22 августа был отведен на подготовку к пленуму ЦК и более тщательный, чем обычно, мониторинг обстановки в СФРЮ и за рубежом. Значительным событием этого дня стало проведение 250-тысячного митинга в Белграде на площади Маркса и Энгельса, главным оратором на котором был Тодорович[162].

Первыми из советских граждан, помимо дипломатов в Белграде, негативную югославскую реакцию в связи со вторжением в ЧССР ощутила на себе 21–22 августа группа деятелей советского театра и музыки, возвращавшаяся в СССР через столицу Югославии после посещения театрально-музыкального фестиваля в Дубровнике. Ее участникам было отказано в проведении ранее оговоренной встречи в Союзе драматических артистов Югославии и нескольких других. Представители театральной и музыкальной общественности Белграда на эти встречи не приехали[163].

Экстренно проведенный 23 августа на Бриони пленум ЦК СКЮ осудил интервенцию в Чехословакии. Тито назвал вторжение «оккупацией». Помимо сообщений в печати, информация о решениях пленума, выступлениях участников и прозвучавших оценках от имени Никезича была передана в чехословацкий МИД Ф. Винтером, представителем СФРЮ в Праге[164].

В эти же дни получили возможность выразить свое отношение к событиям в ЧССР и чехословацкие министры, находившиеся в Югославии. Их обращение «ко всем правительствам в мире» было опубликовано в югославских СМИ[165]. 24 августа в Белграде состоялась пресс-конференция О. Шика. Информация о ней в тот же день прошла по югославскому телевидению, а подробный отчет был опубликован в печати на следующий день[166]. В югославских политических кругах высоко оценивали публичные высказывания чехословацких министров, де-факто эмигрантов, производивших «отличное впечатление»[167]. Параллельно в это же время в югославском городке Вршац прошла встреча румынской и югославской делегаций во главе с лидерами двух стран, в ходе которой Чаушеску вел себя довольно нервно, а Тито демонстрировал уверенность[168].

Отказ Югославии поддержать интервенцию и заявление Тито вызвали негативную реакцию в Москве[169]. Позиция югославского руководства была охарактеризована в «Правде» от 23 августа как «непоследовательная», а причиной автор статьи счел «явную дезориентацию некоторых наших друзей». Среди причин этого были названы «империалистическая пропаганда», а также и то, что «друзья не разобрались в существе сложившегося положения и торопятся немедленно выразить свое несогласие с действиями социалистических стран, выполняющих свое обязательство, принятое в Братиславе» (речь шла о коллективной ответственности стран «социалистического лагеря» в деле защиты социализма)[170]. Но вскоре характеристики