Пимента еще не лег: не более получаса минуло с полуночи. Онспускается отворить дверь и выказывает некоторое удивление: Что ж так рановернулись, мало погуляли? Устал, спать хочу. Знаете, что я вам скажу, сеньордоктор, эти нынешние праздники и сравнить нельзя с тем, как раньше, бывало,Новый год встречали. Нет, отчего же, в Бразилии это красиво, они обмениваютсяэтими протокольными учтивостями, поднимаясь по лестнице, и на площадке РикардоРейс прощается: До завтра — и устремляется на штурм второго пролета, Доброй вамночи, ответил Пимента и принялся гасить лампы, оставив только дежурные, апотом, перед тем как лечь, он поднимется на другие этажи для той же процедуры,пребывая в уверенности, что покой его никто не нарушит, ибо новые постояльцы втакое время не прибывают. Слышатся в коридоре шаги Рикардо Рейса, тишина стоиттакая, что самый легкий звук отдается гулко, во всех номерах темно — то липостояльцы уже спят, то ли все выехали — лишь в глубине тускло поблескиваеттабличка с номером 201, и только сейчас Рикардо Рейс замечает пробивающуюсяиз-под его двери полоску света: забыл выключить перед уходом, что ж, это скаждым может случиться, он всунул ключ в замочную скважину, отпер дверь, увиделсидящего на диване человека, узнал его мгновенно даже по прошествии столькихлет и, не подумав даже, что увидеть перед собой Фернандо Пессоа — событие несовсем заурядное, сказал: Привет, хоть и не был вполне уверен, что тот емуответит, ибо абсурд не всегда повинуется законам логики, но в данном случаеответ прозвучал, и было произнесено: Привет, и протянута рука, а потом ониобнялись: Ну, как поживаете? спросил один из них или оба разом, а выяснятьдосконально, кому все же принадлежали эти слова, учитывая незначительность их,не имеет смысла. Рикардо Рейс снял плащ, повесил шляпу, аккуратно пристроилраскрытый зонт в ванной комнате — если с него еще капает, пропал паркет — нопредварительно ощупал влажный шелк, убедился, нет, не течет, дождя не было всето время, пока он шел в отель. Потом придвинул кресло и уселся напротив гостя,заметив, что Фернандо Пессоа пришел к нему налегке, то есть не защитился отненастья ни плащом, ни пальто, ни другой одеждой, которую принято именовать«верхней», и без головного убора, то есть шляпы, а надел для встречи черныйкостюм-тройку — пиджак, брюки, жилет — белую рубашку, черный галстук, черныебашмаки, черные носки, как принято у тех, кто носит траур, или по должностизанимается погребением покойников. Они глядят друг на друга с симпатией, видно,что оба рады встрече после столь долгой разлуки, и первым нарушает молчаниеФернандо Пессоа: Я узнал, что вы меня навещали, а я отлучался, но мне сказали овашем приходе, а Рикардо Рейс ответил на это так: Я думал, что вы — там иникуда не выходите, и Фернандо Пессоа пояснил: Нет, пока еще выхожу, ещепримерно месяцев восемь мне можно будет перемещаться свободно. Почему именновосемь? — осведомился Рикардо Рейс, и Фернандо Пессоа пояснил предоставленныеим сведения: В среднем, как правило, срок этот составляет девять месяцев, ровностолько, сколько проводим мы во чреве матери, я полагаю, это придумано длясохранения некоего равновесия: до того, как мы появляемся на свет, нас невидят, но целыми днями думают о нас, а после того, как мы этот свет покидаем,нас снова уже не видят и потихоньку забывают, и, кроме случаев исключительных,девяти месяцев хватает для полного забвения, ну, а теперь, вы мне расскажите,что привело вас в Португалию. Из внутреннего кармана пиджака Рикардо Рейсдостал бумажник, а из него — сложенный вдвое бланк и хотел было протянуть егоФернандо Пессоа, однако тот жестом остановил его, сказав: Я уже не умею читать,прочтите сами, и Рикардо Рейс прочел: Фернандо Пессоа скончался тчк выезжаюГлазго тчк Алваро де Кампос, и, получив эту телеграмму, я решил вернуться, ясчел это своим долгом. Весьма любопытный тон этого сообщения, узнаю стильАлваро де Кампоса, даже в этих четырех словах чувствуется злорадноеудовлетворение, я бы даже сказал — угадывается усмешка, ибо по сути своейАлваро — именно таков. Была и еще одна причина для моего возвращения, болееэгоистическая, что ли: в ноябре в Бразилии произошла революция, много убитых,много арестованных, я опасался, что ситуация усугубится, но колебался — ехать,не ехать — а когда получил телеграмму, решился и сказал себе, как сказал быпостороннему человеку: Видно, тебе, Рейс, на роду написано бегать от революций,в девятьсот девятнадцатом удрал в Бразилию из-за революции, которая не удалась,теперь — из Бразилии от революции, которая, по всей видимости, тоже провалится,но, строго говоря, из Бразилии я не бежал и, быть может, остался бы там, еслибы не ваша кончина. Да, помнится мне, за несколько дней до смерти читалсообщения об этой революции, устроенной, кажется, большевиками. Да, ее устроилибольшевики — сержанты и солдаты, но одних перебили, других пересажали, так чтов два-три дня с ними было покончено. Очень было страшно? Очень. У нас вПортугалии тоже были революции. Доходили до меня такие известия. Вы —по-прежнему монархист? По-прежнему. Без короля? Можно быть сторонником монархиии не любить короля. И это — ваш случай? Именно. Вас не смущает этопротиворечие? С такими ли еще я сталкивался в жизни.

Фернандо Пессоа поднялся, прошелся по комнате, в спальнепостоял у зеркала, вернулся: Как странно — смотреть в зеркало и не видеть себя.А вы не видите себя? Нет, не вижу, знаю, что смотрюсь, и ничего не вижу. Но увас есть тень. Только тень и есть. Он снова уселся в кресло, закинул ногу наногу: И что же теперь — намерены остаться в Португалии или вернетесь на родину?Пока не знаю, но самое необходимое у меня с собой, может быть, осяду, откроюкабинет, займусь частной практикой, появятся пациенты, а может статься, вернусьв Рио, право, не знаю, но сейчас я здесь и полагаю, что приехал в конечномсчете из-за того, что вы умерли, и ход моих рассуждений привел меня к выводу:вас нет, а занять ваше место в пространстве могу только я. Живой не можетзаменить мертвеца. Никто из нас не может считаться по-настоящему живым илинепреложно мертвым. Хорошо сказано, чем не сюжет для оды. Оба улыбнулись, иРикардо Рейс спросил: А скажите, как вы узнали, что я остановился именно в этомотеле? Мертвые знают все, это одно из преимуществ нашего положения, ответилФернандо Пессоа. А как вы вошли ко мне в номер? Как вошел бы всякий. Неприлетели по воздуху, не прошли через стены? Что за нелепые мысли приходят вамв голову, дорогой мой, вы начитались готических романов, а на самом делемертвые ходят путями живых, ибо никаких иных нет, и я, как любой смертный,отправился к вам с Празерес, поднялся по лестнице, открыл дверь и сел на дивандожидаться вашего возвращения. И никто не заметил, что в отель вошелнеизвестный, ибо здесь вы — неизвестный? Да, это тоже — преимущество нашегоположения: если мы не хотим, чтобы нас видели, нас не видят. Но я-то вас вижу.Потому что я хочу, чтобы вы меня видели, ну, а кроме того, давайте задумаемся —кто вы? Вопрос был риторический и, следовательно, не предполагал ответа, и РикардоРейс этого ответа не произнес и не услышал. Повисло молчание, плотное и долгое,только слышно было, как в другом мире, на площадке лестницы часы пробили два.Фернандо Пессоа поднялся. Мне пора. Так скоро? Вы не подумайте, ради бога, чтоя обязан возвращаться к определенному сроку, я совершенно свободен, да, бабушкамоя — там, но она уже мне не докучает. Посидите еще. Уже очень поздно, вам надоотдохнуть. Когда же вы вернетесь? А вы хотите, чтобы я вернулся? Очень хочу —мы смогли бы поговорить, восстановить нашу былую дружбу, не забывайте, меня небыло здесь шестнадцать лет, и я чувствую себя на родине чужестранцем. А выучтите, что мы сможем пробыть вместе лишь восемь месяцев. Когда впереди восемьмесяцев, кажется, что это — целая жизнь. Я появлюсь, когда смогу. Не станемназначать дату, час, место нашей встречи. Все что угодно, только не это. Что ж,— тогда до скорого свидания, Фернандо, я рад был повидать вас. А я — вас,Рикардо. Не знаю, вправе ли я пожелать вам счастья в Новом году. Отчего же,пожелайте, мне это не повредит, все на свете, как вам известно, — слова. СНовым годом, Фернандо. С Новым годом, Рикардо.