— Если со мной что-нибудь случится, — добавилон, — вы ведь ей поможете, правда, сеньор Мартин? Вы сделаете это дляменя?

— Конечно, Мануэль. Но только что с вами можетслучиться?

Шофер улыбнулся и попрощался, помахав мне рукой. Я смотрел,как он садится в автомобиль и медленно отъезжает. Абсолютной уверенности у меняне было, но все же я рискнул бы поручиться, что, проделав весь путь почти вполном молчании, теперь Мануэль разговаривает сам с собой.

11

Все утро я метался по дому, пытаясь привести его впристойный вид: раскладывал вещи по местам, проветривал комнаты, вытирал пыль спредметов и выметал углы, о существовании которых даже не подозревал. Я сбегалк цветочному прилавку на рынке и, вернувшись с полными руками цветов,сообразил, что понятия не имею, куда засунул вазы, чтобы поставить букеты. Яоделся так, будто собирался идти наниматься на работу. Посмотревшись в зеркало,я убедился, что Видаль не преувеличивал — я походил на вампира. Наконец яуселся в кресло на галерее, взял книгу и стал ждать. За два часа я непродвинулся дальше первой страницы. Наконец, ровно в четыре, я услышал шагиКристины на лестнице и вскочил. Когда она позвонила в дверь, я уже караулил тамцелую вечность.

— Здравствуй, Давид. Я не вовремя?

— Нет, что ты. Напротив. Входи, пожалуйста.

Скупо улыбнувшись, Кристина прошла в коридор. Я проводил еев библиотеку на галерее и предложил сесть. Она пытливо рассматривалаобстановку.

— Это очень необычное место, — сказала она. —Педро мне, правда, рассказывал, что у тебя внушительный дом.

— Он предпочитает определение «зловещий», хотя, мнекажется, это вопрос степени.

— Можно спросить, почему ты переехал именно сюда? Домслишком большой для одинокого человека.

«Одинокий», — подумал я. Человек в результатестановится таким, каким его представляют те, кто ему небезразличен.

— Неужели? — переспросил я. — Дело в том, чтоя переехал сюда потому, что много лет смотрел на этот дом по пути на работу иобратно. Дом всегда был заколочен, и со временем я поверил, что он ждет меня. Апотом стал мечтать, как однажды поселюсь в нем. Так я и сделал.

— Все твои мечты воплощаются в реальность, Давид?

Ироничный тон Кристины живо напомнил манеру Видаля.

— Нет, — ответил я, — это единственная. Но тыхотела что-то обсудить, а я развлекаю тебя малоинтересными байками.

Помимо воли слова мои прозвучали так, словно я защищался.Когда человек получает то, чего желает больше всего, обычно повторяетсяистория, которая всегда происходите цветами: взяв в руки букет, вы не знаете,куда его пристроить.

— Я хотела поговорить о Педро, — начала Кристина.

— А-а.

— Ты его лучший друг. И хорошо его знаешь. Онвспоминает о тебе как о сыне и любит больше всех. И ты это понимаешь.

— Дон Педро всегда относился ко мне как к сыну, —подтвердил я. — Если бы не он и сеньор Семпере, не знаю, что бы со мнойсталось.

— Я решилась поговорить с тобой потому, что оченьволнуюсь за него.

— Почему?

— Как тебе известно, я давно работаю у негосекретаршей. Но дело в том, что Педро очень великодушный человек, и мы с ним витоге подружились. Он всегда очень хорошо относился к отцу и ко мне, и потомумне больно видеть его в таком состоянии.

— В каком?

— Все эта проклятая книга, роман, который он хочетнаписать.

— Он годами его пишет.

— Он годами его уничтожает. Я правлю и перепечатываюкаждую страницу. И он уничтожил их тысячи две, не меньше, за то время, что яслужу секретаршей. Он твердит, что у него нет таланта, обзывает себя фигляром.Пьет непрерывно. Иногда я нахожу его в кабинете, там, в башне, пьяного иплачущего, как ребенок…

Я с усилием сглотнул.

— Он заявляет, что завидует тебе, что желал бы статьтаким, как ты. Он уверен, будто люди лицемерят и поют ему дифирамбы потому, чтохотят от него что-то получить: деньги или помощь. Но он-то знает, что егоработа не стоит ни сентима. С посторонними он держит марку — шелковые костюмы ивсе прочее, но я вижу его каждый день, и он чахнет. Порой меня охватываетстрах, что он наделает глупостей. Уже довольно давно. Я до сих пор ни слованикому не сказала, потому что не знала, с кем можно поговорить. Он разозлится,если узнает, что я приходила к тебе. Он постоянно меня предупреждает: «Небеспокой Давида моими проблемами. У него вся жизнь впереди, а я человекконченый». Педро часто повторяет подобные вещи. Прости, что я все это теберассказываю, но я не знала, к кому обратиться…

Мы надолго погрузились в молчание. Я похолодел при мысли,что пока человек, которому я обязан всем в жизни, тонет в пучине отчаяния, я,замкнувшись в собственном мире, не дал себе труда хотя бы раз остановиться изадуматься, чтобы понять это.

— Наверное, мне не стоило приходить.

— Нет, — возразил я, — ты правильнопоступила.

Кристина тепло мне улыбнулась, и мне показалось, что наконеця перестал быть для нее чужим.

— Что же мы предпримем? — спросила она.

— Мы ему поможем, — ответил я.

— А если он не позволит?

— Тогда мы сделаем так, что он не узнает.

12

Не могу сказать с уверенностью, чего я желал на самом деле —помочь Видалю (как сам себя убеждал) или всего-навсего получить удобный предлогпроводить время с Кристиной. Мы встречались почти каждый день в доме с башней.Кристина приносила фрагменты текста, написанного накануне Видалем. Рукописибыли испещрены помарками, перечеркнутыми абзацами, примечаниями тут и там итысячей и одним исправлением в попытке спасти безнадежное. Мы поднимались вкабинет и усаживались на пол. Кристина читала отрывки вслух, а затем мы ихподробно обсуждали. Мой ментор пытался создать нечто вроде эпической саги,проследив историю трех поколений условной барселонской династии, весьманапоминавшей семейство Видаль. Действие открывалось прибытием в город двухбратьев-сирот за несколько лет до начала промышленной революции и развивалось врусле библейской притчи о Каине и Авеле. Первый брат в конце концов сделалсяодним из самых богатых и влиятельных людей своего времени, тогда как второйпосвятил себя церкви и заботе о бедных, окончив свои дни при трагическихобстоятельствах, которые явственно перекликались со злоключениями, выпавшими надолю священника и поэта Жасинта Вердагера.[17] Всю жизнь братьявраждовали. Нескончаемая вереница персонажей проходила парадом по страницамэпоса. Перипетии сюжета включали пламенную мелодраму, ссоры, убийства, любовныесвязи, трагедии и прочие формы жанра, причем события разворачивались вобстановке зарождения современного мегаполиса и становления промышленной ифинансовой отраслей. Повествование велось от лица племянника одного из братьев,воссоздававшего семейную историю, глядя на пылающий город из окон дворца наПедральбес в дни Трагической недели 1909 года.[18]