Что это его разбирает, интересно знать? Ведьна отдых дан ему только нынешний день – завтра снова на работу. Лето – тяжкоевремя: то одного приятеля заменяешь, то другого. Сегодня Веня, к примеру,работал за себя, а завтра будет трудиться «за того парня», точнее, за КолюСибирцева, который поехал с женой и дочкой отдыхать аж на Сицилию. ЖенаСибирцева – жутко богатая дама, Колька вообще может бросить работу иколлекционировать, к примеру, иномарки, но он по-прежнему вкалывает и вкалываетна «Скорой», как маньяк. Да все они в какой-то степени маньяки, сущиминаркоманами стали на этой работе – наркоманами результатов собственного труда.Приехать к незнакомому человеку... помочь... спасти! И Коля Сибирцев такой, исам Белинский, и два прочих его близких друга: Андрей Струмилин и СашкаМеншиков. Белинский был старше ребят, все они пришли в «Скорую» чуть позже, чемон, к тому же он давно уже был отцом семейства, а парни холостяковали нескольколет, как вдруг один за другим женились, причем «лав стори» у каждого была однадругой круче, и все нашли жен в процессе работы, и все у них происходило скакими-то детективными приключениями, в которых воленс-ноленс приходилось иВене участвовать – на правах лучшего друга... Он еще удивлялся и даже подспуднообижался: почему к этим ребятишкам приключения так и липнут, а его обходятстороной? И вот в кои-то веки выпала и на его пути совершенно детективнаязагадка, однако Вене она должна быть по барабану, потому что никак несопрягается с его судьбой, и вовек ему не узнать, кого убили в той странной,необжитой квартире с пачками книг какого-то Сорогина, не выведать, ктоубийца... Вот уж правда что: не выходит каменный цветок! А потому ложись спать,Данило-мастер, Веня Белинский! Не мучайся!

Он приподнялся и начал было стаскивать джинсы,чтобы шмыгнуть под одеяло, где уже распростер свои объятия всеуслужливыйМорфей, однако в дверь позвонили.

Непонятно почему Веня кинулся в прихожую,обгоняя тещу. Какая сила погнала его? Чего ждал? Разгадки нынешнего детектива?Что надеялся услышать в ответ на свой сакраментальный вопрос:

– Кто там?

– Мы, мы, открывай! – услышал оннетерпеливый голос своего сына Гошки. – Только имей в виду, пап, первойвойдет собака.

– Кто?!

– Собака. Мы только что познакомились, ия ей страшно понравился. Она хочет у нас жить. Мы с ней теперь как родныебратья! – радостно возвестил Гошка.

– Что?! – вскричала АлевтинаВасильевна, прибежавшая из кухни в разгар диалога, и возмущенно распахнуладверь, занося на всякий случай ногу, чтобы предотвратить проникновение вквартиру приблудной псины. Слава богу, Венина теща не отличалась проворствомдвижений и не успела встретить пинком внука Мишку, который стоял начетвереньках и лаял.

– Я же говорил, что мы близки, как родныебратья! – в восторге орал Гошка.

Веня похлопал в ладоши, оценив качестводетских забав, и вернулся в спальню. Улегся, ожидая, когда вступит в свои правазаждавшийся Морфей... И снова перед глазами возникли серые пачки с этикетками:«Владимир Сорогин. «Приключения людоеда Васи», «Приключения людоеда Кости».Какая-то мысль мелькнула, какая-то догадка... мелькнула – и исчезла, потому чтокак раз в это мгновение сработал Морфей, и Веня наконец-то заснул крепким сном,который не тревожили ни людоеды Костя и Вася, ни убитый незнакомец, ни агитаторХолмский, ни, само собой разумеется, пятый прокуратор Иудеи, всадник ПонтийПилат.

С ранней юности Лера побаивалась этихзагадочных существ противоположного пола. Она росла некрасивой, замкнутойтолстухой, на которую парни просто катастрофически не обращали внимания. Лерапривыкла к мысли о том, что никому не интересна, причем настолько проникласьэтим мнением, что невольно начала внушать его другим. Получался этакийзамкнутый психологический круг, в котором она и вращалась почти всю жизнь, незамечая ни заинтересованных взглядов мужчин, ни собственной, внезапнорасцветшей красоты. Более того: убеждение в собственной никудышностинакладывало отпечаток на все, чем она только ни занималась, и даже жизненныеуспехи (случались же и у нее не только неудачи, но и успехи!) не могли сбить еес этой точки зрения. Лера жила с уверенностью, что удачи в ее судьбе –случайность. У нее было несколько любовных романов, как же без этого, но еенеуверенность в себе губила их. Она всегда была словно бы благодарна мужчинамза то, что те удостоили ее своим вниманием. А ведь мужскую братию не зряназывают зверями или животными. Они уважают только такую женщину, в которойвидят суровую, даже беспощадную дрессировщицу, ну а почуяв слабину, охотно куснутту руку, которую только что лизали... а то и схрумкают самую хозяйку вместе срукой. Именно поэтому Лера дожила одинокой почти до тридцати лет, и любовныенеудачи, а также тщательно скрываемая, презираемая, но все-таки существующаязависть к устроенным, замужним, богатым подругам еще больше усиливали еенеуверенность в себе.

Сыграли тут свою немалую роль и родители. Онипрочно пропитались презрением дочери к себе самой и всячески поддерживали в нейэту позицию. Мать была учительницей французского языка, и именно благодаря ейЛера знала французский и английский. Но не столь хорошо, как хотелось быматери, а оттого она была в семье как бы двоечницей. Отец же... отец былпреподавателем древнерусской литературы в университете, а значит, жил снепоколебимой уверенностью, что все лучшее уже написано. И давно! Самое позднеев XIX веке. Он делал некоторые снисхождения лишь для Булгакова, но это кем надобыть, чтобы не рухнуть на колени перед Мастером! Когда Лебедев-старший узнал,что его собственная дочь вдруг стала писать, то все снисходительное, чуточкужалостливое презрение, которое он испытывал к ней всю жизнь, воплотилось водном кратком определении ее нового ремесла. Теперь он называл Леру не иначекак «известная кропательница дамских романов», возмущенно восклицая: «Да какможно набраться наглости браться за перо, когда уже писал Булгаков!» Робкиеоправдания Леры в том, что она пишет не пером, а на компьютере, только еще пущезлили отца, и это не добавляло, отнюдь не добавляло Лере самоуверенности.Внезапная трагическая гибель родителей (год назад электричка, в которой онивозвращались с дачи, столкнулась с товарняком, было очень много жертв) толькоусилила депрессивное состояние Леры. И так бы оно и шло из года в год, так быЛера и продолжала смотреть на себя, как на неисправимую неудачницу, если бывдруг однажды – это произошло именно вдруг, как и положено в настоящемприключенческом романе! – не оказалась в одном купе с молодой красивойпарой.