Слежка за специалистами по воздействию на психику велась, их всех Ладинье сам допросил не по одному разу, но никаких подозрительных пятен на ауре не нашёл. Тем не менее наблюдать продолжал, просто на всякий случай.

Список тех, которые способны запугать или подкупить, получался несколько более расширенным. И подступиться к ним с допросами было куда сложнее, потому что многие из этого списка состояли в прямом родстве с правящей династией или же находились под покровительством кого-то из наследной линии. Так что тут мастеру теней оставалось только выжидать, поглядывать на всех в свой артефакт и надеяться, что преступник себя выдаст.

И тут так кстати подвернулась я.

Выбора у меня, кроме как сотрудничать со следствием, особого не было, знакомых, к которым я могла бы обратиться за помощью, не водилось тоже. Зато в наличии оказались мозги и изворотливость. Сначала мое предложение его немало шокировало — Ладинье так и выразился как-то за завтраком:

— Ты меня несколько шокировала, — заявил он, машинально помешивая кофе, хотя пил его всегда без сахара. Теперь мастер теней куда чаще столовался и ночевал в особняке, отчасти потому, что рассказывал мне детали о высших кругах знати, которые не знала даже всеведущая экономка. Все-таки я стану своего рода агентом, а в этом деле информация прежде всего. — А потом, сидя в засаде под твоими окнами, я подумал, а почему бы нет? Идеальное прикрытие!

— Угу, — буркнула я без особого энтузиазма.

Я-то предлагала ему вовсе не фиктивные отношения. До сих пор не могла определиться, что испытываю по поводу нашего фарса. Должна, по идее, облегчение: никто не требует от меня интимных услуг, живу на всем готовом, скоро поеду дом выбирать. Под присмотром мастера, разумеется. Но где-то глубоко в душе все же шевелился червячок разочарования, что Ладинье не клюнул на мои сомнительные прелести.

Такие мы, женщины, противоречивые. Все нам подавай сразу, даже взаимоисключающееся.

Дворецкий по отношению ко мне несколько смягчился, видя, что я благотворно влияю на хозяина и он уже не так часто остаётся ночевать в своей конторе. Парсон теперь обращался ко мне со снисхождением, как к убогой, но все же приносящей пользу родственнице. Ну хоть фыркать и губы поджимать брезгливо перестал — уже хорошо.

Обучение письму и чтению шло довольно быстро. Мне одновременно и помогало, и мешало то, что я почему-то заговорила на местном языке. Приходилось в мыслях осознанно переводить и проговаривать побуквенно, иначе при записи получалась тарабарщина.

Помогало совместное с Ладинье чтение газет за завтраком. Именно тогда мы чаще всего пересекались, потому что домой он, как правило, приходил поздно, быстро съедал давно остывший ужин и шёл спать. А вот утром у него находилось несколько минут не только спокойно посидеть за столом, но и провести со мной ликбез по очередной теме и поделиться свежими сплетнями.

Разумеется, не одна Неилла следила за происходящим в высшем свете. В мире, где еще не изобрели ни радио, ни телевидения, новости о том, кто с кем был замечен в пикантных обстоятельствах, кого сместили с должности фаворита ее величества и кем заменили, вызывали нездоровый интерес.

Другие развлечения вроде бы тоже существовали, и к одному из них я как раз готовилась. Ладинье собирался взять меня на следующий приём у своего знакомого. Друзей у него, по его собственному признанию, не было, но, поскольку мастера теней боялись, приятельствовать с ним старались все. Ну и, соответственно, всегда зазывали на различные мероприятия…

Украдкой вздыхая с облегчением, когда он на них не являлся.

В общем, я готовилась, впихивала в голову сведения и тренировалась в чистописании, которое не очень-то у меня выходило и на родном языке, а тут совершенно не знакомый, да еще и перьевой ручкой. Получалось, прямо скажем, отвратно. Закорючки и отдельные буквы я вырисовывала красиво, а когда дело доходило до дела — врачи со своими почеркушками отдыхали. Но главное, читала я все лучше, а это в шпионском деле куда важнее красивого почерка.

И где-то через неделю моего плодотворного затворничества мне неожиданно пришло письмо.

Я, мягко говоря, удивилась полученному конверту, потому что писать мне было некому. Разве что ученые решили проверить, как там поживает их нечаянная жертва? Да нет, вряд ли. Парсон, поднесший на подносе письмо, которое смотрелось на полированном овале несколько сиротливо, поглядывал на меня с подозрением. Еще больше он удивился, когда я сбегала за перчатками. К сожалению, не резиновыми, но хоть какая-то защита.

— Может, подождём мастера? — неуверенно предположил дворецкий, глядя, как я все не решаюсь вскрыть конверт, даже обмотав голову шарфом и держа его на вытянутых руках. Ну правда, кто знает, что туда насыпали? Хорошо, если сонный порошок. А если чуму какую?

— Да, пожалуй, так и сделаем, — с нескрываемым облегчением я отбросила картонный квадратик, будто он жёг мне руки. Все же я стала параноиком. Да и изоляция не способствовала успокоению. В каждом новом лице я теперь подозревала похитителя или, еще хуже, заказчика. Попросить, что ли, валерьянки? С такими расшатанными нервами я вряд ли сумею влиться в общество. Впаду в истерику — и все, поминай как звали. Никто не захочет иметь дело с сумасшедшей.

Ладинье весьма удивился встречавшей его вечером делегации. Дворецкий с письмом на подносе, который он держал теперь подальше от себя, заразившись моей паранойей, и я, нервно расхаживающая из угла в угол по гостиной. Мы проявили тактичность, позволив мастеру привести себя в порядок и переодеться, но на большее меня не хватило.

— Это что? — ткнула я пальцем в пресловутый конверт. «Мисс Аде», значилось на нем лаконично.

— Понятия не имею, — пожал плечами Ладинье, безо всяких сомнений вскрывая плотную бумагу. Мы с Парсоном вздрогнули и синхронно отшатнулись.

— Кошмар, — бесцветным голосом произнёс мастер теней и уселся за стол, где аппетитно дымилось жаркое. Подогревали его раза три, но запеченному мясу стало от этого только лучше.

Я упала на соседнее кресло и с ужасом воззрилась на конверт.

— Меня убьют? Угрожают? — пролепетала я, смутно осознавая, что говорю. В голове металось разное, в основном панического содержания.

— Хуже. Матушка приглашает нас на семейный ужин, — скривился Ладинье. — Послезавтра, в мой выходной. Так что отказаться не выйдет.

— Напугал, — я развернула тряпичную салфетку и, вопреки всем правилам, принялась ей обмахиваться. Лицо горело, будто я пробежала стометровку. Никогда не была фанаткой спорта. — Подумаешь, семейный ужин. Как раз протестируем мою подготовку.

— Это невозможно, — отрезал мастер теней. — Ты совершенно не готова, манеры никуда не годятся, подходящие платья еще не пошиты… Матушка придёт в ужас. Пусть ты всего лишь любовница, но нужно же хоть как-то соответствовать!

— Что ты так переживаешь? Скажи им правду, что все это — часть задания, пусть успокоятся, — недоумевающе пробормотала я. Слова о моей никчёмности болезненно цепляли самолюбие, но за неделю и впрямь нереально усвоить все то, что местные дети впитывают еще во младенчестве.