– Пожалуй что… Решу позже.

Ничего экстраординарного на рынке (как впоследствии – навсех других рынках) не нашлось. Стандартный набор свежих овощей и фруктов,стандартные мясные и молочные ряды, мед, сыры, бакалея – все в пределах унылойсреднестатистической нормы, самое время вспомнить о Неаполе, Тюрингии иМекнесе. На скуксившегося Ральфа лучше не оборачиваться.

Мика и не оборачивалась.

Мика вообще позабыла о Ральфе, так увлек ее новый,удивительный мир. Она и раньше бывала в подобного рода местах, а на Сытномрынке, находящемся в двадцати минутах ходьбы от дома, – так и вовсе едвали не дважды в месяц. Засилье азербайджанцев и таджиков; торгаши, назойливыекак мухи; пьяницы, калеки, нищие; несколько десятков крепких еще пенсионеров,втюхивающих краденые смесители, паяльные лампы, блесны и порнокассеты; павильон«Все для кухни», павильон «Все для дачи», павильон псевдоживой рыбы, китайскийкопеечный ширпотреб в зазорах между павильонами – и в тот раз все было каквсегда.

Или все же нет?

Мика не торговалась.

Она подходила туда, куда хотела подойти, и рыночный гулсразу же стихал, стихали разговоры продавцов, все они склоняли головы изастывали в немом почтении, как если бы Мика была августейшей особой, а все они– ее подданными; как если бы Мика была чудотворной иконой, а все они –жаждущими исцелиться. Такая реакция не испугала и не позабавила Мику, напротив,она сочла ее совершенно естественной – иначе и быть не должно.

Да и как могло быть иначе, если гранаты в ее рукахвспыхивали, как драгоценные камни, яблоки и персики смущенно краснели, виноградистекал соком желания, а сыры пускали светлую, ничем не замутненную слезу.Видел ли это еще кто-нибудь, кроме самой Мики? Наверное, да. Во всяком случае,пожилой кавказец, у которого она купила миндаль, вышел из-за прилавка ипопытался благоговейно коснуться ее запястья; женщина – по видукрестьянка, – у которой она купила творог, сложила руки в тихой молитве,как будто Мика явилась с небес, в одеждах золотых и пурпурных. Эти люди идругие люди (приставленные к мясу, битой птице, ягодам можжевельника, зелени,картофелю) – они могли бы сделать для Мики все. Пожелай Мика – и она получилабы горы провизии бесплатно: никому и в голову не пришло требовать денег счудотворной иконы. С матери-земли, пришедшей навестить своих детей. Именно таки ощущала себя Мика – матерью-землей, прародительницей гранатов, винограда,персиков и груш – всего того, что насыщает, доставляет удовольствие,поддерживает жизнь. В волосах Мики запутались веточки кинзы и петрушки, сМикиных плеч свисали бычьи хвосты, шею украшали ожерелья из маслин ичернослива; колосья, свиные лопатки, растительное масло, вино – из этогосостояла теперь Микина плоть и кровь.

– Люди… Они так смотрят на вас… Как будто готовы съестьвас живьем, – шепнул Мике вконец сбитый с толку Ральф.

– Пусть смотрят, – улыбнулась Мика.

– Они… Они идут за нами…

– Это ничего, – Мика улыбнулась еще шире. –Они скоро отстанут.

Люди и правда отстали, стоило только выйти за ворота рынка,а Мика снова стала Микой – ничем не примечательной девушкой двадцати одногогода от роду. О странном, малопонятном происшествии на рынке напоминали толькосумки, набитые снедью (их нес Ральф) и легкое покалывание в груди Мики – в тойсамой точке, куда попало острие ножа.

Покалывание исчезло к вечеру, и Мика и думать забыла о нем.

Как и о предложении, которое сделал ей Ральф, едва ониуселись в «фольксваген-пассат».

– У вас есть друг liebe фройляйн Полина? – спросилон, глядя перед собой.

– Ну какая же я фройляйн, Ральф, не смешите! И вообще…Можете звать меня Микой.

Худощавый, невысокий, с растерянным лицом ребенка,застывшего перед экраном в ожидании девятичасовых новостей, Ральф не таил всебе никаких опасностей и уже поэтому был симпатичен Мике. «Liebe фройляйн»каждый раз выползало из его рта с натужным скрипом, так почему бы не упроститьотношения? Никаких препятствий к этому нет.

– Мика?

– Точно. Все близкие люди зовут меня так.

Мика лукавила. Уже давно никто не звал ее так. Те, кто могбы, – давно умерли или хуже мертвых. «Хуже мертвых» – безусловно относитсяк Ваське, в их отношениях нет ничего живого, ничего сердечного, между ними –тот самый холод стекла, о котором говорил Ральф.

– …Вы приглашаете меня войти в круг близких вамлюдей? – Мика даже поморщилась, так пафосно это прозвучало.

– Ну… Что-то вроде того…

Неожиданное известие обрадовало Ральфа, оно было сроднивыигрышу в лотерею мопеда, новенького, блестящего, со стилизованнымизображением Мирового Червя на корпусе. Хотя зачем Ральфу мопед, ведь у негоуже есть автомобиль.

– Означает ли это что могли бы сблизиться еще больше?Со временем, – тут же поправился Ральф.

– Еще больше? Это как? – включила дурочку Мика.

– Как могут быть близки… мужчина и женщина.

Вот он, прагматичный немецкий подход. Если сейчас Микаскажет «да», или «может быть», или «этого не может быть в принципе, хотя…»,Ральф приложит все усилия, задействует все резервы, не остановится ни передкакими затратами, чтобы завоевать Мику, В противном случае он и пальцем непошевельнет.

– Как мужчина и женщина? Вряд ли.

– «Вряд ли» значит «нет»?

– Именно. Категорическое и решительное «нет».

– Я глупец. Я должен был сначала спросить вас не занятоли ваше сердце.

И Солнцеликий в свое время интересовался чем-то подобным.Тогда Мика сказала ему правду, она могла бы сказать ее и сейчас. Ее сердце незанято и никогда не будет занято. В нем всегда будет темно, как в Васькинойкладовке. На что втайне надеется Мика? На то, что Ваську привлечет темень, иона, рано иди поздно, спутает двери, и просочится внутрь Микиного сердца, и, нио чем не подозревая, разложит там весь свой немудреный сверкающий мир. А Мика –р-раз и захлопнет дверь. Запрет ее на замок – попалась, сестрёнка!

– Мое сердце не занято, Ральф. Но это не означает, чтооно свободно.

– Русские… Почему они такие сложные? – Ральфпредпринимает титанические усилия, чтобы понять Мику.

– Ничего сложного.

– Мы забыли купить рыбу, – способность Ральфаперескакивать с темы на тему удивительна.

– Мы не забыли купить рыбу. Мы будем готовить мясо.

– Мы? Вы позволите мне присутствовать при этом… этомдействе? – Ральф цепляется за любое Микино слово зубами, с ним надодержать ухо востро.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Кухня требует сосредоточенности и поэтому вы нелюбите чтобы вам мешали.

– Да.