Стейси хлопотала в кухонной зоне гостиной. Кернан подумал, как удобно спланирована комната с точки зрения семьи – мама могла заниматься готовкой и наблюдать за ребенком. Не то чтобы он представлял Стейси в роли матери. Но и не считал возможным отрицать очевидное – эта роль удивительно подходила ей. Не замечая Кернана, она порхала между плитой и мойкой, окруженная сиянием, которое он заметил, когда Стейси впервые взяла Макса на руки.

Ему пришло в голову, что вместо безрезультатных поисков няни стоило бы проверить ее историю. Разве человек, переживший страшную трагедию, мог так сиять, если только разгадка не крылась в жаре от включенной плиты. Кернан услышал звук таймера. Стейси надела толстые кухонные рукавицы, открыла духовку и вытащила противень. Ее лицо пылало. Стейси убрала волосы назад, но несколько прядей выбились на лоб, и она сдувала их, чтобы не лезли в глаза.

Кернан не произнес ни звука, не двинулся с места, но она вдруг замерла, как лань, почуявшая взгляд волка. Жертва увидела хищника.

– Привет, – застенчиво пролепетала она, надеясь, без сомнения, что ее бурная хозяйственная деятельность поможет заслужить прощение. Не дождавшись ответа, она огорчилась, но не растерялась: – Можно ставить горячий противень прямо на стол?

Стейси с тревогой посмотрела на гладкую мраморную поверхность.

– Чем ты занимаешься, черт побери?

– Готовлю разные вещи. – Она широко улыбнулась ему, все еще надеясь растопить лед. – Две духовки! – Она произнесла это с восторгом, который большинство знакомых ему женщин приберегли бы для бриллиантового браслета. – Можно готовить одновременно печенье и пиццу.

Опять радость и удивление, достойные последних достижений науки и техники, вроде супернавигатора для машины или гаджета, позволяющего видеть картинку прямо с космической станции.

Теперь, когда Стейси сообщила, что именно она готовит, Кернан явственно различал ароматы по степени соблазнительности: тающий шоколад, пузырящийся сыр, подрумянивающееся тесто.

– Стараешься подкупить меня? – спросил он, чувствуя, как потекли слюнки. – Да поставь ты его к черту, пока не прожгла дыру в рукавице.

– Я хотела убедиться, что поверхность выдержит…

– Да! – крикнул он с неожиданным отчаянием в голосе.

От удивления Стейси со стуком опустила противень на стол.

Шоколадное хрустящее печенье, как и подсказывал его нос.

– У меня была сухая смесь?

– У тебя в кладовке на удивление много чего запасено.

В его кухне побывало множество поваров и агентов по доставке продуктов, но деликатесы, приготовленные профессионалами никогда не пахли так вкусно. Стейси повернулась к духовке и вытащила пиццу, настоящую, а не такую, какая получается из полуфабриката.

– Тебе, наверное, надоело питаться консервами.

Надо срочно дать понять, что ей не удалось поразить его кулинарными чудесами.

– Обычно мне доставляют готовую еду. В Уистлере есть несколько очень хороших ресторанов.

– Но я уже приготовила, если ты голоден. Не хотелось бы сегодня заставлять людей рисковать, выезжая на скользкую дорогу.

Сочувствие курьерам определенно не было проявлением злобного нрава, подсказала ему совесть.

Кернан не представлял, как он проголодался, до тех пор, пока Стейси не поставила на стол пиццу с золотой корочкой и поджаристым, скворчащим сыром. Он с трудом удержался, чтобы не начать рвать куски, как голодный зверь.

– Что ты делала в моей спальне?

– Сняла простыни. Подумала…

– Не надо думать. Держись подальше от моей комнаты.

– Пора менять белье, – упрямо сказала Стейси.

– Уборщица придет, когда я уеду. Я не держу прислуги в доме, потому что не люблю, когда суют нос в мои дела. Это личная территория. Не смей рыться в моих вещах – у тебя и так довольно компромата. Не желаю, чтобы весь мир знал интимные подробности моей жизни.

– Я только сняла простыни!

– И не шарила по полкам в поисках «горяченького»?

– Ради бога, что такого «горяченького» можно найти в твоем белье? – Фраза получилась двусмысленной, и Стейси залилась краской.

– Однажды репортер спросил меня, что я предпочитаю – семейные трусы или плавки.

– Глупый репортер, – заметила Стейси. – Кого интересует нижнее белье такого большого мальчика. – Ее голос звучал придушенно.

– Разве тебе не было бы любопытно узнать такую подробность об известном человеке? – спросил он, наслаждаясь ее смущением, особенно после упоминания «большого мальчика».

– Нет!

– Мне тоже.

От смущения Стейси невероятно озаботилась шоколадным печеньем – начала лопаткой снимать с противня и складывать на тарелку, не замечая, что оно ломается и крошится! Что было делать Кернану – спасать печенье или продолжать наслаждаться ее растерянностью?

Решив объединить два удовольствия, Кернан отобрал у Стейси лопатку.

– Напиши это в своем репортаже.

– Его не будет, – заверила Стейси, стараясь вернуть себе инструмент. – Иначе я не меняла бы тебе простыни, а занималась бы статьей.

Кернан цапнул с тарелки печенюшку.

– Возможно, ты пытаешься ввести меня в заблуждение.

Он был рад, что злость приглушила сияние лица Стейси. Однако, памятуя о своем проступке, девушка прикусила язык и не стала возражать, более того, заговорила нарочито нежным голосом:

– Сегодня ты будешь спать на чистых, хрустящих простынях и думать, что Стейси милая и на нее не стоит жаловаться в полицию. Надо бы простить ее, ведь она так хорошо себя ведет.

Макалистеру было трудно сообразить, кто из них хороший, кто плохой и кто берет верх. Даже если предположить, что в их ситуации интересы тьмы защищал он, роль посланницы света не помешала Стейси солгать. Тем не менее Кернан не мог передать ей полномочия темной стороны, потому что это никак с ней не вязалось.

– Почему я должен думать о тебе, лежа в постели?

Стейси поперхнулась и покраснела. Этого он и добивался. Пусть не думает, что заслужить его прощение так просто.

Кернан верил, что у нее не было злого умысла. Все ее поступки – хлопоты по дому, забота о Максе, готовность встать к плите, лишь бы не гонять ресторанного курьера по обледенелой дороге, – говорили о добром сердце. У Кернана не возникало сомнений, что Стейси готова на любые подвиги ради его прощения.

Но он почему-то не хотел облегчить ее участь. Он не годится в герои наивных мечтаний, которые она наверняка лелеяла в душе. Вряд ли он бы годился до гибели друга, а теперь – тем более.

– Даже если бы в постели я думал о тебе, Стейси Уолкер, это не имело бы никакого отношения к простыням.

Вот. Теперь уж он точно напугал ее, отбил охоту и дальше раздражать его милыми домашними хлопотами.