Странные были дни, когда Лена чувствовала, что в ней что-то меняется и что она со стороны как бы присматривается к себе. Самым непонятным было одно: легче или труднее ей станет теперь жить? Ведь она всегда хотела никого не задевать, ни с кем не ссориться, уступать… Сейчас все это уже стало невозможным, словно границу какую-то переступила, дверь какая-то за тобой захлопнулась и назад пути нет.

Все это хотелось кому-то рассказать. Кому? Да, пожалуй, и некому. Вот только если… Может быть, именно он и поймет, он сам, кажется, такой, что из-за каждого своего слова переживает, шагу не может ступить без сомнений: правильно ли его поймут, хорошо ли он сделал?..

Лена разыскала автобусный билет — Валентин когда-то написал на нем свой телефон — и позвонила ему. Первый раз сама позвонила.

12

Они встретились там же, где и первый раз, когда ходили с Машенькой в кафе «Буратино». Почему-то сейчас вспоминать об этом было приятно и немного грустно. «Нет, напрасно я пришла», — подумала Лена, когда увидела Валентина, и почему-то захотела сразу же уйти, ничего не объясняя. Он тоже поздоровался как-то неуверенно и смущенно. Не глядя друг на друга, они медленно пошли по бульвару.

Она поняла, почему не стала рассказывать Валентину о последних своих переживаниях, ради которых, собственно, звонила. Рассказать об этом — значило бы посвятить его во что-то для нее важное, начать все сначала, а этого делать совсем не следовало. И она решила найти предлог и поскорее уйти домой, а пока, посмотрев на хорошо утрамбованную красноватую дорожку бульвара, по которому они шли, вспомнила о том, как однажды весной комсомольцев института попросили после работы «поразмять мускулы», и они принялись с энтузиазмом скалывать лед и минут сорок ковырялись ломами и лопатами, а потом прибежал перепуганный дворник: оказывается, здесь какое-то особое специальное покрытие, разрушить его проще простого, а восстановить — целая проблема. Тогда их перебросили на другой участок, где уже почти все было сделано, и закончилось это веселое мероприятие уже в «стекляшке» у Никитских ворот.

Все это Лена рассказала Валентину и ожидала и с его стороны какой-нибудь легкой истории, над которой можно было бы посмеяться. Но Валентин говорил против обыкновения мало. Отношения его с Таней, оказывается, совсем разладились, зашли в тупик. Он начинал разговор о разводе, она не соглашалась, злилась, но когда после долгого спора он продолжал настаивать на своем, вдруг говорила покорным голосом: «Хорошо, если тебе так будет лучше, я согласна». И здесь, как выяснилось, он испытывал чувство, похожее на страх перед высотой, когда хочешь сделать шаг назад, а ноги подкашиваются, не слушаются тебя…

— Расскажи что-нибудь повеселей, — попросила Лена.

— Какое уж тут веселье, — вяло откликнулся он.

— Ну, про свою работу расскажи. Социология — ведь это ужасно сложная вещь, а? Вот вы расспрашиваете людей, а потом все вместе соединяете, и сразу становится видно, кто о чем думает, так?

Лена не поняла, отчего Валентин вдруг оживился. Наверное, какую-нибудь глупость сморозила. Он несколько секунд молча смотрел на нее, потом улыбнулся насмешливо:

— Ну нет, немножко не так. Ладно, если тебя интересует социология, мы проделаем сейчас маленький эксперимент. Ты о теории ролей что-нибудь слышала?

— Ролей? Нет, ничего. А что такое?

— Ну, вот и хорошо. Я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечай на них, только быстро, не задумываясь. Идет?

— Смотря какие вопросы.

— Всего один вопрос, не бойся. Значит, отвечай мне: ты кто?

— Ну… Василенко Елена Витальевна, — с некоторым смущением назвалась Лена.

— Так, прекрасно. А еще кто?

— Ну, чертежница.

— Так. А еще?

— Еще? Ну, дочка у меня есть, Маша.

— Вот, отлично, — почему-то обрадовался Валентин. — А еще?

— Еще? Ну, кто я еще? Комсомолка.

— А еще? Еще ты кто?

— Все. Больше никто. Вообще странный какой-то вопрос: кто ты? Человек — вот кто, разве неясно!

— В том-то и дело, что неясно. Вот ты сказала сейчас — человек. Да, человек. Но ведь и я человек, и этот старичок… вон сидит на скамейке — тоже человек, и эта девушка, видишь, идет по дорожке — тоже. А вот социология хочет знать, к а к о й  человек. У нас для этого существуют различные тесты, ты слышала об этом, наверное. Но еще нам интересно выяснить, что думает о себе каждый человек как о личности. Вот для этого и создана теория ролей. Мы задаем разным людям один-единственный вопрос: кто он? И человек отвечает. Вот ты назвала сейчас три социальных роли: чертежница, мать, комсомолка. А могла бы назвать еще несколько: например, бывшая спортсменка, ведь ты занималась волейболом, правильно? Дальше — только ты не обижайся — разведенная жена, и так далее. В зависимости от того, какие социальные роли человек называет, от их количества, мы и составляем характерный портрет… Но и это еще не все. Здесь важен порядок, в котором роли распределяются. О том, что ты мать, ты сказала во втором по очередности ответе. Значит, это для тебя главное качество, одно из самых главных. А другая женщина могла бы вспомнить об этом в пятом или восьмом ответе — она перечислила бы, что она научный работник, кандидат таких-то наук, преподаватель такого-то вуза, еще и еще что-то, ведь для нее именно это главное, понимаешь, а потом бы вспомнила под конец, что она ко всему прочему еще и мать.

— Да, — задумчиво протянула Лена, — интересная у тебя работа. А ты не хотел мне рассказывать. И что вы делаете потом с этими ответами, посылаете куда-нибудь?

— Зачем посылать? Мы сами их обрабатываем.

— И что потом?

— А потом — суп с котом, — рассмеялся Валентин и сделал движение, чтобы обнять Лену, но она мягко уклонилась и переспросила настойчиво:

— Нет, а потом? Мне очень важно знать, какие выводы социология сделает обо мне, например.

— Ну, о тебе она сделает самые похвальные выводы. Красивая, добрая,