— Не остается ничего, что принадлежит только мне. Ничего. — грустно говорит Рита, когда мы уже мчим по трассе.

Я не отвечаю ничего, поскольку не знаю, что ответить на это. Вернее я согласен с тем, что сказала Маргарита.

Поэтому молчу, молчание, вроде как, знак согласия.

Но кое-что я всё же хочу сказать. Мне хочется, чтобы Рита не воспринимала меня как угнетателя, такая роль мне неприятна.

— Рита, я тебе обещаю, что не сделаю ничего во вред тебе. У меня и в мыслях нет использовать ситуацию, в которой мы сейчас находимся, только в свою пользу. Я искренне хочу и тебе помочь, оградить от опасности, поддержать. — молчу пару секунд. — Один год и ты будешь свободна. Год — это быстро. Поверь мне.

Слышу, как глубоко вздыхает Маргарита.

— Нет, это совсем не быстро. — отвечает.

24. Немного о дружбе. Маргарита

Как за пару дней можно потерять контроль над своей жизнью? На этот вопрос я могу ответить лучше всех. Нужно довериться незнакомцу, который спас тебя от падения на пол.

Да лучше бы я нос расквасила и знать не знала этого Тео Феррари, что б его! Свалился на мою голову и теперь шагу ступить нельзя без его ведома.

— Ты чего так хмуришься? — слышу вопрос от того, о ком думаю сейчас.

— Планирую убийство.

Тимофей хмыкает.

— Даже так?

— Да, год тогда ждать не придется. — вздыхаю.

Опять молчим недолго, но я не выдерживаю первой.

— Ну, посуди сам, как это будет выглядеть сейчас? — смотрю на профиль мужчины, который напряженно вглядывается в дорогу. — Мы заявимся на встречу вдвоём? И что я должна сказать Егору? Да я при тебе и разговаривать не смогу с ним.

Кузнецов не двинул ни одним мускулом, словно не слышит меня.

— Маргарита, мы просто познакомимся. Для пары это нормально, если знакомят друг друга со своими друзьями. — спокойно отвечает Тимофей.

— Ты сам говорил, что хочешь, чтобы наши отношения были человеческими, а ведёшь себя как… — замолкаю не договорив.

— Рит, не сердись. Я понимаю, что ты хочешь поговорить с Егором наедине и ты поговоришь. Познакомишь нас и я уйду на полчаса. — Кузнецов явно не рад тому, что говорит. — Согласись, нормальный мужчина не потерпел бы никаких встреч своей девушки с бывшими. А я нормальный, кстати.

— Он не бывший! — возмущение моё вырывается почти криком. — Он был мне другом всегда, хорошим другом. — говорю уже гораздо тише.

— Ему, я уверен, дорого обошлась такая дружба.

— Что ты имеешь ввиду? — не понимаю я фразы Тимофея.

Кузнецов сбрасывает скорость перед, невесть откуда взявшейся, пробкой.

— Тяжело ему пришлось, красавица. — я непонимающе смотрю на мужчину. — Дружить с тобой было тяжело. — машина совсем останавливается и Тимофей впивается в меня взглядом. — Вероятно, он очень благородный человек, если не стал переводить дружбу в то, чего ему действительно хотелось. И сбежал он подальше, я так понимаю, чтобы не дать слабину.

Я сижу с приоткрытым ртом, не замечая этого. Егор⁈ Не может быть этого! Он никогда не позволял ничего, что могло быть двусмысленным. Да, он помогал, поддерживал, дарил милые подарки.

Он относился ко мне, как к сестре, он старше меня, поэтому и мысли не возникало ни о чем таком.

Опять смотрю на Тимофея и понимаю, что ему больше лет, чем Егору. Трясу головой, словно пытаясь упорядочить мысли, разлетевшиеся вихрем в разные стороны.

Пытаюсь вспомнить Егора в последние дни перед тем, как он исчез. Он был нервным, но я списала это на то, что он ждет результатов собеседования.

И теперь вдруг понятны слова Егора о сомнениях в выборе работы, о том, что слишком далеко придется уезжать, что жаль оставлять друзей.

А я, наивная дурочка, с восхищением говорила о том, как здорово поездить по миру, что тоже хочу уехать куда-нибудь, быть самостоятельным человеком.

И вижу перед собой глаза Егора. Он был на грани, теперь это ясно. А тогда я видела лишь друга, с которым было всегда прикольно поболтать.

Я ведь ему и о своих сердечных переживаниях рассказывала! И он, недолго помолчав, давал советы, просил быть разумнее, не вестись на уговоры сверстников.

Но самое удивительное, как Тимофей мог все это понять? А я вот не поняла.

— И что теперь? — спрашиваю скорее себя, чем Кузнецова.

— Теперь будем знакомиться с твоим Егором. Ты моя невеста для него и никак иначе. Понятно?

— Но зачем так говорить? — опять ошарашенно смотрю на мужчину рядом.

— Затем, чтобы твой друг понял, что ловить ему уже нечего. Опоздал он.

Мы выехали из пробки и Кузнецов так вдавил педаль газа, что мы доехали до города в два раза быстрее, чем обычно.

До кафе мы уже ехали молча. Тимофей припарковался, но мотор не глушил, я вопросительно на него посмотрела.

— Мы идём вместе и ты знакомишь меня с Егором, а потом я уйду ненадолго. Думаю, что получаса вам хватит, и потом мы едем домой. — мужчина отстегнул ремень безопасности. — Сегодня непростой вечер впереди и нужно приготовиться.

Я вздохнула и открыла дверь машины со стойким ощущением, что у меня появился строгий хозяин. И по непонятным причинам я готова, в конечном счёте, ему подчиняться. Иду и внутренне себя уговариваю, что это на год, что мне тоже нужен этот год, нужны деньги, нужны силы и, что уж там скрывать, нужна защита.

— Ритка, привет! — слышу восклицание и меня подхватывает в объятия какой-то здоровый дядька с бородой. — Я видел твои фотки, но они точно врут, ты ещё красивее вживую. Ты такая взрослая!

Только по голосу мне удается, наконец, понять, что этот здоровяк, мнущий меня своими ручищами, Егор.

Он ставит меня на пол и я растерянно таращусь на него, пытаясь увидеть в нём того парня, с которым мы расстались несколько лет назад. Но ничего найти не могу, кроме глаз, всё так же сияющих голубым огнём.

И, вдруг, с сожалением понимаю, что этот Егор для меня теперь почти незнакомец. Смущаюсь, не зная, что говорить, как себя вести. А тут ещё и Кузнецов рядом, молча смотрит на нашу встречу с Егором, на лице словно маска, непонятно, злится он или нет.

Да и на что он может злиться! Он ненастоящий! В смысле, что ненастоящий мой жених. А я не настоящая его девушка. На минуту мне даже легче стало, словно вдох глубже удалось сделать, но это была иллюзия. Действительность стояла рядом и явно пыталась прожечь взглядом другу друга — Егор всё же заметил Тимофея.

— Я так понял,