И всё же, услышав звуки сирены, всё наше семейство выскочило на балкон, не из-за страха, нет, — из простого любопытства.

Позёвывая и слегка поёживаясь от ночной прохлады, мы оглядели сверху наш двор. Под балконом стояли три пожарные машины, пожарные разматывали шланги, тянули их в подъезд, начальник отдавал команды. Всё было как на настоящем пожаре. Жильцы нашего и соседних домов так же, как и мы, наблюдали за происшествием с балконов, выглядывали из окон, делали селфи, снимали видео — в общем, вели себя непринуждённо и заинтересованно. Я вернулся в комнату и прошёл к окну на противоположной стороне. На противоположной стороне дома также стояла пожарная машина, и пожарные поливали водой стену под нами, из которой шли клубы чёрного дыма. Мы всё-таки горели.

— Спокойно и без паники! Быстро всем одеться, взять необходимые вещи и документы и — на балкон! Я захвачу верёвку и страховочный пояс и вернусь, — скомандовал я своим любимым. Я в эти минуты был смел и твёрд, как герой какого-то сериала.

— Неужели горим? — с издёвкой спросил старшекурсник сын Миша.

— Ура! Горим! — радостно закричала доченька и побежала одеваться.

— Всем взять необходимые документы!

— И деньги, — добавил Миша.

— У кого есть. Лично у меня только долги.

— Долги можно оставить. Пусть сгорят, — посоветовала Лиза.

— Долги не горят. Они у нашей семьи вечные. Как символ свободы, — продолжал иронизировать сын.

— Жаль. А у кого-то я читал, что огонь очищает.

— Обчищает.

— Хватит разговоров. Приготовиться к эвакуации… и спасайся, кто может!

— Будем прыгать с балкона? Что-то я не вижу, чтобы пожарные к нам лестницы подвели.

— Будем ждать команду. Они сообразят и подведут лестницы, а у нас всё готово.

— А может быть, нам потоп устроить? Откроем все краны на кухне, ванной, и пусть вода протекает сквозь пол вниз. Затопить, никого не затопим, там же бетон.

— Бетон. Как бы. А вдруг не бетон?

— Да, потом ещё ремонт заставят делать, — предположила Лиза.

— Ну да, бетон высушивать.

— Или отмывать, оштукатурить, обои на него клеить!

Всё-таки здорово, что в школах проводят иногда тренировки на случай пожара. Дети и жена быстро собрались, взяли всё необходимое: документы, компьютер, игрушки, — и вышли на балкон. Я нашёл в кладовке верёвку, оставшуюся от экспедиции, и страховочный пояс. Была ещё каска, но я её оставил.

Когда я буквально вылетел на балкон, моя семья с вещами стояла у перил и непонимающе смотрела вниз. Там никого не было. Исчезли пожарные с машинами, будто бы они и не приезжали вовсе. Двор был пуст, в нашем доме и в соседних домах окна были темны, стояла ночная тишина, лишь где-то лаяла собачонка.

— А где все? Где пожарные машины, люди на балконах, на улице, пресса? Где они все? — удивился я.

— Не дождались они тебя, пока ты средства спасения искал, и уехали.

— Как уехали? Куда уехали? Почему? А пожар где? — не унимался я.

— Папочка, ну если хочешь, мы для тебя что-нибудь подожжём. Ты только не волнуйся, — издевалась надо мной Лиза.

— Смешно ей. Папа в расстройстве, а она смеётся.

— Вы как хотите, а я раздеваюсь и ложусь спать, — сказал серьезный студент Миша. — Мне завтра рано вставать на военку.

— Уехали, значит… бросили… на произвол судьбы.

— Да, уехали, и люди разбежались…

— А пожара, стало быть, не было…

— Не было.

— Пойдёмте-ка спать все. Эвакуация отменяется. Я только спущусь этажом ниже. Проверю кое-что, — взял я себя в руки и стал вновь твёрдым и решительным.

— И я с тобой, и я с тобой. Я тоже проверю, — заторопилась Лиза, боясь, что её могут не пустить.

Мы спустились вниз все вчетвером. Всем было интересно. На площадке не было никаких следов огня, а в воздухе отсутствовал запах дыма. В проломе было темно, свечи полностью прогорели и погасли. Перед подъездом не осталось никаких следов от колёс пожарных машин, от шлангов, от воды. Дом спал, и вокруг все спали. Только мы сидели на лавочке, прижавшись друг к другу, было прохладно.

— Холодно что-то. Может, домой пойдём? — предложила Лариса.

— Пойдём, мне завтра к восьми.

— Спаточки хочу, а перед этим поесть — ваша доченька голодненькая, — сказала Лиза.

— Да, домой надо идти. Спать хочется, — согласился со всеми я и пошёл первым. — Надеюсь, мне не приснится больше пожар. Я бы предпочла сон о мороженом и шоколаде…

Мы медленно поднимались в свою квартиру.

— Привиделось четверым, запах гари, звуки, люди вокруг…

— Может, нам стоит уехать на время? — спросила Лариса.

— Очень может быть. Да. Лучше на время снять квартиру… Было четыре часа ночи. Мы дошли до постелей.

На оцифровку архива ушло полторы недели. Эту работу я делал на новом месте, мы срочно сняли квартиру на два месяца у своих друзей, которые уезжали в командировку и искали, кто бы мог присмотреть за остающимися котом, аквариумом и цветами. Наши интересы совпали: мы экономили на арендной плате, они же спокойно могли ехать, не боясь оставлять квартиру и своих домочадцев.

В нашей семье все продолжили свои обычные занятия: ходить в школу, в институт, на работу. В свободное время и вечерами я просиживал над архивом, вычитывая старые тексты.

Дело продвигалось медленно, над одной строчкой я мог просидеть час, пытаясь разобраться в чужом почерке: в некоторых словах не читались буквы: либо стёрлись, либо при фотографировании отсвечивала бумага; бывало, что в тексте использовались сокращения, которые мне были незнакомы. Почерк писавших был достаточно ровным (классическим, в отличие от моего), но, случалось, становился торопливым, нервным, и тогда я выписывал буквы, те, что мог понять, и составлял слово заново.

Муромцев копировал архив не всё подряд, а выборочно. Получался разрыв. Я не анализировал тексты, а лишь раскладывал механически страницы по папкам по темам, датам или сохранившейся нумерации. Техническая работа.

К концу работы архив условно разделился на три части.

Часть I. Документы Александра Андреевича Романовского, полковника, надворного советника, учёного, исследователя. Убит в 1912 году.

Часть II. Документы Дмитрия Николаевича Поклонова, профессора, химика, учёного, исследователя. Убит в 1918-м (?).

Часть III. Документы Мефодия Михайловича Муромцева, полковника, следователя управления НКВД, убит в 1946 году.

Все трое погибли. Я завел папку, свою под номером IV. И знаете, мои милые, о чём я? Надпись «погиб» на папке под моей фамилией меня бы не обрадовала. Компания, вне всяких сомнений, достойная, но не так хочется завершить свою жизнь.