– Не пей! – кричу я, наконец-то вспомнив. – Они тебя отравят. Это наперстянка!

Битти отставляет чашку в сторону, но её ноги то и дело подёргиваются, когда я развязываю бинты. Мои руки начинает жечь. Женщины отходят в сторону и ждут.

– Принеси воды, старая дура! – кричу я.

– Дело сделано, мальчик, – отвечает бабка. – Ты ничего не сможешь исправить. Вот-вот появятся феи и унесут этого маленького демона вместе с нашими несчастьями.

– Но мне очень больно, бабуля! Атан, сделай что-нибудь!

Бабка прислоняется к плите, глядя на свою работу. Она смотрит, как Битти корчится от боли.

– Так, девочка, теперь мы сожжём тебя, так что придержи язык. Спасение уже близко, – говорит она. – И тогда недужные черти погибнут, и феи заберут тебя обратно.

По лицу Битти текут слёзы, её щёки пылают.

– Ещё немного, – говорит Колумбина. – Мы изгоним демонов. Этих гадких демонов, которые не дают тебе ходить.

И она принимается петь.

Я с трудом распутываю бинты, мои руки скользят по жгучей горчичной смеси, а Колумбина смеётся и опускается прямо в горчичную массу на полу. Она совсем обезумела.

Мне удаётся освободить одну ногу Битти.

– Если ты это сделаешь, ничего не получится, болван! – кричит бабка, хватая меня за волосы.

– И так ничего не получится! – кричу я в ответ.

– Воды, Атан, воды! – просит Битти, вытирая колени передником.

Внезапно на лестнице появляется Полли.

– Что происходит? – спрашивает она.

Колумбина сидит у ног Битти, раскачиваясь и тихо напевая. Бабка продолжает бить меня по спине выбивалкой для ковров.

– Проклятый мальчишка, безмозглый болван! – Она снова бьёт меня.

– Битти, что эти старые дуры с тобой сделали? – Полли бросается за тряпками, чтобы стереть мазь.

– Полли, мне кажется, они ей здорово навредили. – Я лью тёплую воду из чайника на дрожащие ноги Битти и свои горящие руки, но мне никак не удаётся смыть горчицу.

Полли хватает Колумбину, которая по-прежнему сидит на каменном полу, напевая.

– Уходите, вам здесь не место! – Полли подхватывает её под мышки и пытается поднять. – Посмотри, что ты сделала с Битти, старая дура! – кричит она бабке.

– Не больше, чем она заслуживает, – отвечает бабка, поднимая с пола жёлтые бинты и пытаясь снова обмотать их вокруг ног Битти. – Помяни моё слово, она не от мира сего.

– Атан, мне становится хуже! – рыдает Битти.

Из-за шума я не слышу, как появляется мама, разодетая в пух и прах.

– Господи, да что здесь происходит? Атан? Полли?

Бабка застывает на месте, а Колумбина продолжает петь. Вся кухня забрызгана жёлтым, и жёлтая жидкость сочится из бинтов, обёрнутых вокруг кресла Битти. Она рыдает и хлопает себя по ногам.

– Мама, жжёт! – плачет Битти.

– Моё бедное дитя! – Мама подходит к Битти и прижимает её голову к своей груди.

– Что за шум? – спрашивает тихий голос с северным акцентом.

Я поворачиваюсь и вижу, что человек со шрамами стоит на кухне, разодетый, словно лорд.

Моё сердце замирает. Что ему здесь нужно?

– Что вы теперь о нас подумаете? – говорит мама, приглаживая локоны. – Атан, познакомься. Это полковник Блэйд.

– Очень приятно снова тебя встретить. Атан. – Он протягивает руку.

Его холодные глаза неотрывно смотрят на меня, и слова застревают у меня в горле.

Сначала женщина с острым лицом, а теперь он. Оба в нашем доме в один и тот же день.

– Помоги мне бросить это в огонь. – Полли приходит мне на помощь, и я засовываю грязные бинты в плиту, пока она стирает последние остатки горчицы с ног Битти.

Вместе мы стаскиваем Колумбину по лестнице и выпроваживаем на улицу. Бросив украдкой взгляд на полковника, я замечаю, что он стоит очень близко к маме и касается её руки. Как будто они знакомы целую вечность.

– Это и есть её модный кавалер? – спрашиваю я Полли, когда мы возвращаемся в лавку.

– Да, – улыбается Полли. – Никогда не думала, что он у неё появится. – И она взбегает вверх по лестнице на кухню.

Я следую за ней, беру Битти на руки и поднимаюсь в гостиную, где мама уже успела усадить полковника в кресло перед нашим камином и налить ему чашку нашего чая. Она подходит к кушетке, хихикая и что-то щебеча. Полковник одет с иголочки и говорит с едва заметным северным акцентом, так что его можно принять за настоящего джентльмена.

Поражённый, я сажусь на табурет, пока мама обсуждает случившееся с дядей. Всё это время полковник сидит, откинувшись на спинку нашего кресла, как у себя дома. Его чёрные башмаки сверкают в свете пламени, а пальцы постукивают по подлокотникам кресла. Нашего кресла.

Я укладываю Битти в другом конце комнаты, завернув в одеяло. Её обожжённые ноги погружены в ведро со снегом.

Значит, случившееся на постоялом дворе было правдой. Он действительно всё знает.

Если бы я мог, то схватил бы в охапку всю свою семью и спрятал их подальше от этого человека. Но вместо этого он сидит вместе с нами, и впервые в жизни я не могу придумать, как поступить.

– Расскажите мне о мистере Чэне, – просит полковник, пристально глядя на меня.

Он берёт кусок нашего угля и бросает его в огонь.

– Он был очень милым человеком, очень вежливым и обаятельным, – лепечет мама.

– Язычник! – кричит бабка из своего кресла. – Ученик Мефистофеля!

– Тихо, мама! – приказывает мама, и её лицо темнеет от гнева. – Помолчи. Ты и так сегодня натворила дел. – Она снова с улыбкой поворачивается к полковнику. – Он был естествоиспытателем.

– Правда? – равнодушно переспрашивает полковник.

Я смотрю, как он смахивает с кресла пепел.

– Да, он делал у себя на кухне порох и другие подобные вещи. Постоянно что-то варил.

– И взрывал! – фыркает бабка. – В октябре взорвал курятник, перья были по всей лавке, а все куры взлетели на воздух. И ни слова сожаления, только и делал, что смеялся.

– Он заплатил за кур и принёс нам ящик вишен, – напоминает Полли, подливая чай.

Я слежу за их разговором, за тем, как полковник внимательно слушает. Его взгляд бегает по комнате, ничего не упуская. Он осматривает стены: карты в рамах, картины. Затем он встаёт и принимается расхаживать по комнате, заглядывая под кушетку и диван. Кажется, больше никто не замечает, что полковник что-то ищет.