Бертран Баре – бо фрэр, то есть зять Марины, муж ее сестрыКатерины, – по профессии всего-навсего частный сыщик. В житейской практикеАлёны Дмитриевой уже было довольно-таки тесное, хотя и кратковременное общениес одним частным сыщиком из родного Нижнего Новгорода. Ну что ж, несмотря наразличие в росте, весе, цвете волос и глаз, у русского и французского коллегесть одно несомненное общее свойство: на них не стоит никакого клейма,изобличающего их принадлежность к этой профессии. Бертран вообще выглядитименно так, как в представлении всех женщин мира должен выглядеть истинныйфранцуз: невероятно обаятельный, галантный, оживленный, улыбчивый. Он среднегороста, с каштановыми волосами и зелеными насмешливыми, точнее, озорнымиглазами. Этакий сорокалетний, но так и не повзрослевший Гаврош, в какой-тостепени даже Д’Артаньян. Повезло Марининой сестрице, что и говорить. Насколькоуспела узнать Алёна, познакомились они с Бертраном случайно, когда Катеринаприехала в Париж навестить сестру и от чистой скуки решила поинтересоваться,почему это в доме напротив, где размещалась страховая компания, по ночамработают компьютеры, хотя никого из сотрудников в это время в офисе нет. Врезультате она попала в довольно опасную историю, выпутаться из которой ей ипомог частный детектив Бертран Баре,[9] сделавшись заодно бофрэром Марины.

Морис, муж Марины, – тоже типичный француз, но тип этотсовершенно другой: нечто среднее между Атосом и Арамисом. Морис – преуспевающийюрист крупной фирмы, коллекционер антиквариата, интеллектуал, человексерьезный. С ним Алёна чувствует себя не слишком уверенно, а вот с Бертраномона вмиг заговорила на равных, почуяв в нем родственную душу авантюриста.

Кстати, о разговорах. Эти французские мужья русских женвполне прилично изъясняются по-русски. Именно поэтому услуги Марины какпереводчицы почти не требуются.

Марина сегодня похвалилась заболевшей сестре, что у неегостит самая настоящая детективщица из России, которая привезла свои книги, ита прислала мужа засвидетельствовать почтение, а заодно и за каким-нибудьновеньким романчиком.

Бертран зашел на минутку, сел выпить чаю с русскимиконфетами, к которым его приохотила жена, – да и застрял, слушая, какАлёна рассказывает о своих приключениях в песочнице и о чудесном спасении спомощью русского наемного убийцы Никиты Шершнева…

А ведь, похоже, этот волнующий мужчина не соврал!

– Но если известно о каких-то убийствах, которые онсовершал, то почему он гуляет на свободе? – продолжала допытыватьсяАлёна. – Или в самом деле такой блестящий адвокат, что от чего угодноотбрехаться может?

Бертран немного помедлил, справляясь с незнакомой идиомой,потом с довольной улыбкой что-то записал в блокнотик с русским алфавитом наобложке и наконец ответил:

– Все гораздо проще и сложнее. Этого парня никто непоймал за руку. В своем офисе – кстати, он в двух шагах отсюда, наФобур-Монмартр, тридцать четыре, – Шершнев работает как адвокат. Все позакону! И разве угадаешь, зачем входят люди в эту дверь? Его клиенты нешествуют с плакатами: «Найму убийцу!»

Алёна исподлобья глянула на Бертрана. А вот интересно, онслучайно упомянул адрес офиса Никиты Шершнева или догадался, что ей ужаснохочется его разузнать? Если так, то он, видимо, и впрямь недурной детектив!Хотя странно: знать, что где-то рядом действует наемный убийца, – и никакне пытаться пресечь его деятельность!

– Значит, его клиенты своих намерений не афишируют, заруку мсье Шершнева никто не ловил, однако его считают киллером. Почему? Накаком основании?

– Кое-какие основания все же есть, – кивнулБертран. – Видите ли, Алёна, ваш новый знакомый является владельцем некоейфирмы «Passeur». По-русски это – перевозчик или проводник, вроде бы ничегоособенного, но обычно так называют Харона.

– Харона? Перевозчика душ умерших через реки подземногоцарства до Аида? Зловещее название. Но этого мало, чтобы…

– Как-то больно рьяно вы его защищаете, этого НикитуШершнева, – хихикнула Марина. – А ведь он сам обозначил вам родсвоей, так сказать, деятельности. Признание обвиняемого – царица доказательств!

– Честно говоря, меня это его признаниепоразило, – произнес Бертран. – Странная бравада… Уж кто-кто, аШершнев умеет заметать следы и… как это… отводить у всех глаза. О «Passeur»никто толком ничего не знает, кроме того, что эта фирма предсказывает деньсмерти того или иного человека.

– Как так? Гадают там, что ли?

– Вы, детективы, только пишете или читаете тоже? –ответил вопросом на вопрос Бертран. – Читали у Агаты Кристи роман «Вилла«Белый конь»?

«Чукча не читатель, чукча писатель? Как бы не так!»

– Конечно, читала. В далекой юности это была одна измоих любимых книг.

– Ну, тогда вы понимаете, что я хочу сказать, –проговорил Бертран, не забыв с истинно французской любезностью одной улыбкойотмести прочь самоуничижительную фразу о далекой юности Алёны.

– Обитатели виллы «Белый конь» держали что-то вродетотализатора, – вспомнила Алёна, сверкнув в ответ благодарнойулыбкой. – Дескать, совершенно непредосудительно делать ставку на то, чтотетушка, условно говоря, Мэгги отбросит тапки до Рождества.

– Отбросит… que? – перебил Бернар. – Что?Тапки?! Мон Дье, но зачем?!

Морис с мудрой, терпеливой улыбкой слушал, как Марина сАлёной на два голоса объясняли Бертрану смысл очередной идиомы и выстраивалисинонимический ряд: откинуть коньки, отбросить копыта, дать дуба, сыграть вящик… Бертран сначала прилежно записывал, потом, видимо, устав, сказалрешительно:

– Et cetera, et cetera! Revenons а nos moutons!Вернемся к нашим баранам!

«Странно, – подумала Алёна, – такое впечатление,что герой моего скверного романа волнует его не меньше, чем меня! Надеюсь, подругой причине…»

Скверного – в данном случае притяжательное прилагательное отслова «сквер», это понятно. Что же касается причины собственного интереса, ееАлёне было бы затруднительно объяснить даже себе самой. Как-то неловко сновадумать про этот загорелый худой живот. Ладно, взъерошенные волосы надо лбом илинеобычные глаза – это еще куда ни шло, ей не привыкать волноваться из-замужских глаз, последние четыре года она только этим и живет, правда, те глаза –черные-пречерные… чернее тьмы, чернее ночи…