Наверное, окажись дверь заперта, я бы ее выломала, ей-богу,в таком страшном жару горела, в таком чаду были мои мысли и чувства. Но дверьлегко отворилась, я влетела внутрь, мельком удивившись, что в комнатесветло, – и увидела Никиту, но не в старом пиджаке, в каком он был навечеринке, а уже в короткой бекеше, словно готового куда-то идти – гулять, какрешила я.

Никита уставился на меня и недоумевающе моргнул. Впервые яувидела выражение растерянности на этом непроницаемом лице… В следующеемгновение я уже ничего больше не видела, потому что кинулась к нему на шею,прильнула, обвилась вокруг него и принялась целовать, отчаянно шепча:

– Любимый мой, любимый… Любимый мой! Не уходи, останьсясо мной, возьми меня, возьми меня! Я люблю тебя!

Ну уж, конечно, теперь я не могу вспомнить дословно, чтотогда шептала, – но что же еще, какие бы еще слова пришли в мою глупую,воспаленную голову?

Я шептала снова и снова, целовала горячей и горячей, однакопостепенно стала соображать, что на поцелуи мои никто не отвечает, ничьи рукивокруг меня не сжимаются, что Никита не только не тащит меня в постель, но ивообще стоит недвижимо, а дыхание его так легко и спокойно, как если бы передним была не полуобнаженная и весьма красивая (без ложной скромности!)влюбленная девушка, а… ну, не знаю кто, безногий финн из нарядной избушки, егоагент, к примеру!

– Вика, – наконец сказал он холодно, с каменнымвыражением лица, – зачем вы здесь?

Глупый был вопрос, конечно: ведь все это время я только иделала, что объясняла, зачем я здесь. Однако я ответила в том же роде:

– Я хочу быть твоей, я люблю тебя!

– Но я люблю другую женщину и принадлежу толькоей, – сказал Никита. – Меж нами ничто невозможно, поэтому идите,Вика, идите к себе, забудьте всю эту чепуху. Вам просто финское пойло в головуударило, вы пьяны!

– Это вы мне в голову ударили, – пробормотала я,не сознавая себя. – Вы, а никакое не пойло, это вами я пьяна! Мое местоздесь, – твердила я, продолжая утыкаться в его холодную, скользкую от моихслез – я ведь и рыдала еще вдобавок ко всем своим отчаянным словам! – бекешу. –Мое место с вами, я люблю вас, я не могу жить без вас, я не уйду!

– Ну, коли так, то я уйду, – спокойно сказалНикита, осторожно разнял мои руки, цепляющиеся за него, и вышел, лишь один разполуообернувшись и сказав на прощанье: – Вика, не позорьте себя. Уходите, покавас никто не видел.

С этими словами он ушел, хлопнув дверью. Стало темно. Отсотрясения воздуха погасла свеча, но мне в моем отчаянии почудилось, будтоНикита унес с собой весь свет моей жизни, весь свет вообще, – и я упала,где стояла.

Наверное, меня поразил обморок от потрясения, ведь я была сдетства склонна к обморокам, а может быть, некий мгновенный летаргический сон –но он, безусловно, спас тогда мой рассудок. Спас рассудок – но погубил душу иосквернил тело, потому что очнулась я от боли, пронзившей все мое естество.Сознание вернулось ко мне мгновенно, и я поняла, что уже не одна, – я неодна, со мной какой-то мужчина, который грубо обладает мною: этим и вызванаболь моего первого познания плотской любви.

Ну что я могла подумать? Конечно, что это вернулся Никита!Вернулся – и прельстился-таки мной!

– О мой милый, милый, милый! – закричала я внеистовом восторге и, не чувствуя больше никакой боли, отдалась ему, каксумасшедшая вакханка, со стонами, блаженными криками, мучительными признаниямии страстными поцелуями, от которых мои губы начали кровоточить.

Наши мучительные ласки длились и длились, мы не размыкалиобъятий, катались по полу (говорила ли я, что все это происходило прямо наполу?), рыча от неутолимого вожделения, как звери, наслаждаясь вкусом крови внаших почти не размыкающихся ртах, причем я заметила, что стоило мне назватьмоего любовника по имени, как объятия его стискивались все сильнее, ласкистановились неудержимыми, он мял мое тело и кусал, но я была пьяна от любви исчастья, все мне было мало, хотелось еще и еще испытать эту счастливую боль илиболезненное счастье: как угодно можно назвать то исступление, которое владеломной…

– Никита, Никита! – кричала я. – Бери меня,люби меня, убей меня!

Словно исполняя мою мольбу, руки его сжимались на моемгорле, и я проваливалась в блаженство, почти теряя сознание, почти умирая отлюбви.

Не помню, сколько это длилось, уж о чем, о чем, а о времения тогда не думала. И что он со мной ни делал, как и сколько ни брал меня, мневсе было мало. Я не чувствовала никакой усталости, но он наконец утомился ипоник рядом на полу.

– Ты замучила меня, – прохрипел он. – Мненадо передохнуть. Я уж более ни на что не способен!

Первый раз за это время я услышала его голос – и все теощущения, кои испытала в свое время злосчастная жена Лота, превратившаяся всоляной столб, стали мне понятны. Потому что это был не голос Никиты. Это былголос Корсака!

Дверь в офис киллера Никиты Шершнева выглядела оченьобыкновенно. Надо сказать, что двери подъездов во многих парижских домах оченьпохожи: темно-синего цвета, украшены чугунными решетчатыми вставками большейили меньшей причудливости, с тяжелыми бронзовыми ручками и кодовыми замкамисбоку. Весьма внушительно и респектабельно. Такой же была и дверь дома тридцатьчетыре на улице Фобур-Монмартр, около которой среди множества табличекнаходилась одна, очень заинтересовавшая Алёну: «Nikita А. Cherchneff. Advocat».

Табличка была начищена до блеска, сверкала как новенькая,однако вид у нее был какой-то такой… вечный, и Алёна ничуть не удивилась бы,узнав, что эту табличку некогда прикрепил сюда самый первый Никита Шершнев,который и передал в наследство своему внуку столь странную профессию.

Интересно бы знать, как он выглядел, тот Никита? Есть лимежду дедом и внуком какое-то внешнее сходство? Впрочем, скорей всего, этогоАлёне уже никогда не узнать: первый Шершнев вряд ли дожил до наших дней.Придется довольствоваться общением с внуком… и, честно говоря, она ничего неимеет против. Более того – ради этого она сюда и пришла.

Прийти-то пришла, а вот как войти? Кода замка она не знает!

Впрочем, оказывается, можно обойтись и без кода. Чуть нижетаблички имелась изящная белая карточка, отделанная пластиком. После некоторыхусилий Алёна все же прочла, что офис мсье Шершнефф находится на третьем этаже,поэтому господ клиентов просят позвонить трижды, и за ними будет послан лифт.

Алёна позвонила трижды.